– Я беспокоюсь… Что-то… Я что-то… не верю бабке этой Яге… Чую! Опасна она Арине!
– Кто знат… Кто знат…
– Ты, дед, расскажи: почему она, «Яга», ведьмой… стала?
– Не ведьмой… «Ведьма – ведающая мать»! Тут путанка есть! Именно «Бабой-Ягой»! Дааа… В сорок восьмом дело было… В окрест наших Заимок гэбисты и вояки начали лабораторию лесную, тайную затевать… Вонь стояла – ух! Биология да химия… Ну, проволоку колючую потянули… и нас-то обнаружили! Обрадовались! Любили мистику коммуняки! Искали в ней своё! Для себя! Ну, пытали-спрашивали «тётушку»… Что ты за жрица? То-сё… И надожь: влюбилась она в генерала-гэбиста! Главного! Ууу – тот ещё Кащейчик! Оборотень!
– Шибко «коммуняк» не любишь? – уверенный в ответе «да» спросил Савик.
– Почему? Вовсе нет! Идея коммунизма правильна! И вечна! И создать «советского человека» – великая задача… И ведь какие удачи были! Сколько идейных, честных трудяг, воинов и державников было… Героев! Истых стоиков! А таланту прошибло из народа сколько! Песни, фильмы! Космос! Да мало ли…
– У Игната прадед – генерал КГБ. Честнейший человек, самоотверженный…
– Вот видишь… Да много партейцев толковых… Да наивных!.. Не перешибить плетью обуха! Экзистенциальную рану человечью не излечишь словами… Хоть кракракрасивыми!
– Ого-го! Ну, дед! Вы и в экзистенциальных ловушечках сильны… Кризисы души, одиночество…
– Говорил уж: в МГУ философией увлекался… Мдааа… Кризисы, порушения, превращения! Ленин – в Гриба, Сталин – в Демона, Горбач и Ельцин – изгои… А всё потому, что нет корней! Духа Рода! Истинного Света силы! Что сталинские репрессии и наказания?! Не обороть ему суть человечью – пограничные состояния, расстройства психики! Не обороть! Не сунуть в «Прокрустово ложе» их Морального Кодекса… Как в квантовой физике… Стационарное состояние, равновесие, устойчивость иллюзорны. Раз – и уже любое другое из возможных… Фокусы-покусы… Покусывают… На краю, на обрыве стоит человек! Пограничником! Так ему и надо!
– А вы, ваша Община, старейшины как… управляются? С этими пограничными нарушениями? – Савелий не переставлял удивляться «рыбачку». Тот его крайне интересовал!
–Наши обряды священны, Уроки тяжелы, Наказания суровы. Мы уже на младенца надеваем обережные наши кольца, посвящаем отрока в воинство, юноше даём Уроки, а с мужа… спрашиваем. Строго! Мы – стоики! И мы Воспитатели! Мы – Заставники! Пограничники! – дед остро скосил глаз. Взглядец! Ой-ёй! Прокуратор Пилат! «Тухлый» глаз уставшего мудреца! – ваша Игра – культурологическая, слово у вас, звук, знак – детальки герметического корпуса, а мы… Мы выполняем Приказ! Мы – Страги! Мы – Смотрящие! И… – казнящие!.. Да!
Лицо деда стало презрительно-кислым, отчуждённым:
– Нет, Савик, не думай: Платон мне друг, и Кант, и Гегель, и Ницше, и Сартр, все оккультисты, суфии и дзен-буддисты… Все…
– Вам, наверное, Игнат наш поинтересней будет… Он и математик, и квантовой физикой увлечён.
– Добры вещи: математика, квантовая физика… Добрые… Пока не заИграешься… А всё лучше, чем филологом-«подробником» прошуршать по тёмным лесам, да заводям, да вороночкам идеализма-либерализма…
– Так… Да… Но… Иллюзии всё… И всё дуально… – блуждал умом и сердцем «старший академик»…
– Так… Да… Но… – иронично, но свысока повторил дед – и «врезал» – А отец твой – иллюзия? Родина? Совесть? Хм… – пауза – Давай-ка! Иди в баню! Я тоже возьму медовушки и приду… Кличь всех!
–… Вот и медовушка-бражка моя славная… Тааак… венички… Запарили венички-то?
Тааак, робя… – с удовольствием покряхтывал дед Пахом, сбрасывая исподнее – Ну, на полок! Кто меня поправит-постягает? – он напялил на лысоватую голову видавшую виды шапку-пирожок из каракуля. Уши, которые в парной от жара «сворачивались трубочкой» были и так прикрыты седыми и довольно густыми кудрями – Надддай-ка… Нее – не сразу! Посидеть, вспотеть дай – сказал он Игнату, взявшему с твёрдыми намерениями веник.