– Я домовой, – признался наконец-то старичок. – Я поселился в этом доме через три дня после его появления на свет.

– После того, как его построили? – переспросил удивленный Тимофей.

– Для меня это одно и то же. У всего есть своя душа, и у дома тоже. – Домовой говорил так уверенно, что не поверить ему было невозможно.

– Ага, даже у этой кучи соломы. – Человечек обиженно подбросил грязную горсть.

– Что ты все брюзжишь! – разозлился Домослав. – Представился бы для начала.

Человечек вальяжно разлегся, подложив правую руку под голову:

– Драгомир. Хлевный. – Даже не приподнимаясь, глядя куда-то вверх, человечек помахал рукой.

Познакомившись, домовой наконец смог приступить к интересующей его теме:

– Как ты смог увидеть нас?

Тимофей долго и старательно стал рассказывать о своих приключениях, и если в начале он пытался что-то опустить или пропустить, то домовой мгновенно задавал уточняющие вопросы. Он хотел узнать всё, причем точно и со всеми подробностями.

В оконце уже начал пробиваться солнечный свет, не сколько освещая хлев, сколько разгоняя тьму по углам, когда Тимофей закончил свой рассказ. Домовой задумчиво чесал бороду, а Драгомир сидел, опустив руки и голову.

– Прости, что я был с тобой немного груб. Я не знал, что тебе столько пришлось пережить, – Драгомир подошел и положил руку Тимофею на плечо (для этого Драгомиру из-за небольшого роста даже не пришлось наклоняться).

В это же время дверь с грохотом распахнулась.

– Хватит валяться. – Грубый окрик отца был направлен на то, чтобы Тимофея разбудить, но желаемого эффекта, он, естественно, не произвел. – Где ты взял этот чурбачок?

Отец не удивился гостям, но очень удивился непонятно откуда взявшимся чурбачкам.

– Он нас не видит, не волнуйся, – пробормотал домовой поморщившись (его явно не радовало присутствие отца Тимофея).

– И не слышит! – неожиданно крикнул Драгомир и прыгнул отцу Тимофея прямо под ноги.

Тимофей от такого крика вздрогнул. Хорошо, что отец отнес этот движение на свой счет.

– Не дергайся, замухрышка. – Отец сплюнул.

***

Тимофей еще помнил любовь своих родителей. Ласковые руки матери, сильные, но нежные руки отца. Это было так давно… Но Тимофей все еще помнил те счастливые мгновения. Этих мгновений было много, очень много: отец носил его на руках, учил бегать, даже несколько раз давал в руки топор; мать всегда выделяла Тимофею лучшие куски мяса, готовила вкуснейшую кашу, а за щи так вообще можно было променять всё что угодно. Но всё изменилось всего за один год. Воспоминания об этом превратились в сплошной кошмар.

В тот год Тимофею исполнилось семь лет. Семь лет в племени Болотных Мхов считались переходным возрастом – каждый мальчик, достигший семилетнего возраста, должен был пройти испытание… Тимофей его не прошёл… Всего то и надо было, что сходить в лес и убить зайца. Найти и поймать зайца Тимофей сумел, причем сделал это очень быстро (совет племени ещё не успел соскучиться и выпить две чарки медовухи), но вот убить зайца Тимофей не смог. Вроде бы ничего сложного, ножом по горлу и всё, но, посмотрев пойманному зайцу в глаза, Тимофей не выдержал, рука с ножом опустилась сама. Три раза заносил он нож над маленьким трясущимся тельцем, и все три раза нож безрезультатно опускался. Совет племени больше не стал ждать. Испытание не пройдено.

Этого отец ему не простил. Мать, как могла, старалась защищать Тимофея, но ей мало что удавалось. Нет, отец не бил его, не издевался, но он проявлял к нему такое равнодушие, после которого многим более слабым людям оставалось бы лишь покинуть отчий дом. Только Тимофей не покинул. В этом ему помогли Святослав и Василиса. Во многом они заменили ему и отца, и мать, они помогли ему обрести самого себя, но теперь их не было. Теперь оставался только лес…