И траверсом над морем – край земли.
На красных скалах, брат мой «Пересвет»,
Вся наша жизнь – кочующее лето.
По золотым полянам первоцвета,
По радуге давно минувших лет
Я к силуэту твоему бегу.
Стать ветром и волной – судьба такая.
И может быть, ты поживёшь, пока я
Ещё пою на этом берегу.
Сентябрь 2018

О белом ирисе

Утренний остров Рейнеке, кофе на костерке.
Если во что и верится – в здешнюю тишину.
Если о чём и помнится – только о пустяке,
Только о белом ирисе и о тропе к нему.
Мы поспешили с возрастом резко уйти вперёд
К лучшему или к худшему – выяснится в конце.
Крылья даются каждому – важно начать полёт,
Выстроить ноты правильно и отыграть концерт.
Важно понять мелодию, строчку не упустить,
Важно вернуться вовремя и перестроить шаг.
Жизнь на запястье фенечкой вяжет простую нить,
Память о белом ирисе вечно хранит душа.
Вечное лето острова, красных его камней,
Лодочка перевозчика через пролив Ликандр7.
Если однажды сбудется, мы поплывём на ней.
Остров, тропа, история, белый цветок, стоп-кадр…
Июль 2019

По проходным дворам Владивостока

1

Духи города, где вы,
         хранители старых подъездов?
Ключ под ковриком, ящик для писем,
         цветы во дворе…
Духи города, где вы,
         весёлые ангелы детства?
С кем играть в новом веке
        родившейся здесь детворе?
Всюду офисы, двери железные,
        джипы у входа…
Где театрик-мансарда со сказкой,
        закутанной в плед?
Я хожу по осколкам
        старинного Нового Года,
Я пытаюсь нащупать
        оставленный временем след.

2

По проходным дворам Владивостока
         ткёт осень золотую паутину,
И отступают вечные туманы,
         и чайки ошалелые кричат.
Сентябрь-художник школьной акварелью
          дописывает в сумерках картину,
Где в парусах Летучего Голландца
          горит звезда, как эльмова свеча.
По проходным дворам Владивостока
          между камней сырых и молчаливых
По лестницам скрипящим, словно трапы
          причаливших навеки кораблей,
Проходит осень. И восточный ветер,
          соединяя воды двух заливов,
За островами пожинает бурю,
          как злаки с колосящихся полей.
Я прохожу сквозь выгнутые арки,
        дворы проходят сквозь меня, как кадры
Отснятого когда-то кинофильма
        о детстве и о сказочных морях.
Но в полночь в бухте Золотого Рога
        возникнут мачты призрачной эскадры,
И задымит на рейде «Петропавловск»,
        а рядом с ним не сдавшийся «Варяг».
И я увижу сквозь дымы Цусиму,
        позор и пораженье Порт-Артура,
И красные знамёна над Сучаном,
        и триколор, простреленный свинцом,
И в Спасске паровозной топки пламя.
        И то, что пуля – всё-таки не дура,
Докажет мне конвой на пересылке
        и новый век с ухоженным лицом.
По проходным дворам Владивостока
        домохозяек греет бабье лето,
На бельевых верёвках сохнут вещи,
        попавшие недавно под тайфун,
И школьники поют о бригантине, —
        и очень обнадёживает это,
Поскольку доброта неизмерима,
        а лиха, как известно, только фунт.
Июнь 2003

Миллионка

Кем ты бредишь, с кем ты бродишь —
Брюки клёш, душа навыпуск?
В рейс уходит старый кореш.
Бог – не фраер, он не выдаст
Город мой, давно открытый,
Сторона моя, сторонка.
У разбитого корыта
Коротает Миллионка8
Век двадцатый, двадцать первый.
Только б не остановиться,
Только б выдержали нервы.
Перевёрнута страница:
Стен кирпичных обветшалость,
Паровоза голос звонкий.
Никому – какая жалость —
Дела нет до Миллионки.
Как портовая девчонка —
Глаз-алмаз, губа не дура —
Привечала Миллионка
Комсомольца Баневура.
Миллионов не водилось
У шпаны в карманах рваных,
Но в подвалах находилось
От «лимонки» до нагана.
И ножи за голенища,
Тесаки японцев пленных