– Чччч, тише! Он может услышать…

– Ну и пусть, пусть слышит! Мне всё равно! – кричала она. – Ты всегда был тюфяком, Фабьен, ты не смог постоять за нас, и мы все…

– Ты обещала не на-по-ми-нать мне, – он схватился за голову и закрыл уши, – ты обещала больше не говорить мне об этом!

– Обещала, ну и что? Что ты мне сделаешь, а? Разобьёшь мои стаканы?

– Не кричи, по-жа-луй-ста, – трясся он, – не кричи…

– Ты трус, Фабьен, чёртов трус, и всегда им был; если б не ты, ничего не случилось бы! Ничего не случилось бы с Жоэлем, ничего не случилось бы с нами…

– Страх – это не порок, Ирен, это проклятие! Моё проклятие! – Он стучал кулаком по груди.

– Ради бога, Фабьен, к чему этот дешёвый спектакль? Иди лучше столы протирать, нечего здесь ныть!

Фабьен медленным шаркающим шагом поплёлся к барной стойке, взял тряпку, плюнул на неё и пошёл к столам.

– А я тебе говорю, что видел его, – опять заворчал он. – Я не понимаю, почему ты его не видишь, он же был здесь под тем столом, позвал меня, а потом убежал…

Ирен делала вид, что не слышит.

– Почему он приходит только ко мне? – не унимался Фабьен; подбородок его задрожал, глаза раскраснелись. – Почему ты не видишь его, Ирен? Или видишь, но делаешь вид, что не видишь…

– Я ещё не сошла с ума, Фабьен. Хватит нам и одного сумасшедшего!

– Кого? – не понял он.

– Тебя, кого же ещё… – Ирен приложила палец к губам и прислушалась. – Тихо, Ребекка идёт.

Оба они замолчали.

По лестнице спускалась Ребекка.

– Бедная девочка, – сказал Фабьен.

– Нечего её жалеть, – шикнула на него Ирен.

– Вот чтобы так, каждый раз… у меня бы точно духу не хватило.

– Вот в этом ты прав, Фабьен: у тебя точно ничего не хватило бы, ты же тюфяк… Хорошо, что Бекки не твоя дочь.

– Чего ж тут хорошего – каждую неделю такое…

– Тише ты! – шикнула она на него, когда девушка подошла поближе.

– Может, ей всё же сказать? – перешёл он на шёпот.

– И как ты ей скажешь, что ты ей скажешь? Совсем из ума выжил? – шипела на мужа мадам Лоран.

Взгляд девушки был растерянный, улыбка еле касалась кончиков губ; она зябко смотрела по сторонам, будто вспоминая что-то.

– Мама, – обратилась она к Ирен, – почему на мне опять новое платье? – Она разглядывала тонкую шелковистую ткань в мелкий цветок.

– Так разве оно новое? – удивился Фабьен. – По мне, так точно такое же.

– Нет-нет, – Ребекка замотала головой, – я помню, что было другое, разве ты не видишь, Фабьен?

– Ей-богу, не вижу, дорогая; платье как платье, такое же, как и было, и ты такая же, как была. – Он улыбнулся ей.

Девушка помолчала, прикусила губу и посмотрела на месье Лорана.

– Ты что-то хотела, Ребекка? Может, сока или воды? – спросил он. – Или чего покрепче – вина, например?

– Ты говорил, что видел его, Фабьен…

– Кого? – переспросил он, надеясь, что неправильно понял, надеясь, что Ребекка совсем о другом.

– Жоэля, – сказала она. – Почему он приходит к тебе? Почему не зовёт меня?

– Никто ко мне не приходит, девочка, – он подошёл к ней и погладил по плечу. – Мне показалось. Я же старый, что с меня взять…

– А мне вот ни разу. – Ребекка понурила голову. – Даже во сне. – Она замолчала, потом проглотила подступившую горечь и продолжила: – Ты же знаешь, что это я…

– Не надо, Ребекка, не надо, – перебил он её.

– Я должна, должна сказать…

– Замолчите все! – Ирен разбила ещё один бокал об пол. – Никто не приходил и не приходит; его нет, понятно вам, нет!

– Уже второй бокал, – вздохнул Фабьен.

– Я уберу, – сказала Ребекка.

Все трое молчали. Девушка знала, что должна сделать, знала, но не хотела никому говорить, не хотела расстраивать их. Как же так получилось, что в тот день ничего не закончилось?.. Ребекка не могла ответить на этот вопрос. То, что она сделала тогда, то, что успела сделать, преследует её и сейчас.