Расходились с площади, оживленно переговариваясь. Мало кто тогда осознал всю глубину произошедшего разрыва. Говорили: эка невидаль! Новгородцам не впервой с Литвой дружиться, и люди там такие же русские, как и мы, и веру нашу сохраним в целости.

Пока посольство готовилось к отъезду в Литву, таинственно исчез толмач Путята, обычно сопровождавший новгородских послов за границей. Беглый толмач должен был перевести на два языка – латынь и немецкий – договор новгородцев с королем Казимиром, и теперь посольство осталось и без переводчика, и без договорных грамот. Хуже того, прошел слух, что Путяту перекупили московские лазутчики и что он за мзду немалую продал им копию договора. О том, какие еще секреты республики мог продать Москве много знавший толмач, Дмитрий Борецкий боялся даже думать.

Кощунственно поминая святых угодников, посадник кинулся на владычный двор и отыскал там дьякона Герасима, ведавшего библиотекой и переводчиками. Выслушав посадника, протодьякон задумчиво почесал выбритую на затылке «поповскую плешь» и уверенно изрек:

– Есть у меня человечек. Должен справиться.

По высокому резному крыльцу они поднялись в книгописную мастерскую, где в свете лучин скрипели перьями полтора десятка переписчиков.

– Бог помощь, грамотеи! – поздоровался посадник и, поморщившись, добавил: – Однако дух тут у вас тяжелый!

– Не взыщите, гости дорогие! – под общий смех ответил один из переписчиков. – Как едим, так и пердим!

– Митя! Малой! – позвал Герасим.

Встал русоволосый отрок лет четырнадцати, вежливо поклонился и вопросительно уставился на пришедших живыми карими глазами.

– Брат мой меньшой, Митя Герасимов, – представил отрока протодьякон. – Вот он-то тебе и нужен.

– А ты, я гляжу, шутник, отец Герасим! – осерчал посадник. – Тут важнейшее дело, а ты мне дите титешное суешь!

– Зря гневаешься, боярин. Митька хоть и юн годами, а уже три языка в доподлинности знает. Может разговор толмачить, может книги переводить.

– Что, взаправду три языка знаешь? – недоверчиво вопросил отрока Борецкий.

– Ведаю латынь, немецкий и греческий, – бойко ответил Митя. – Еще польский и еврейский понимаю, только говорю плохо.

– А ну проверим. Wo du erlernte deutch zu besprecen?

– Ich viel herumreiste, mein Herr! [5] – на чистейшем нижненемецком ответил отрок.

– Да ты не сомневайся, боярин! – встрял Герасим. – Он малый головастый, в Ливонии учился. Грамматику Донатову перевел, мы теперь по ней в школах ребят латыни учим.

– Ну а держать язык за зубами он умеет? – вспомнив Путяту, спросил Борецкий.

– Митька ганзейским купцам переводит, а уж они свои секреты блюдут пуще глаза, – успокоил посадника протодьякон.

Разговор продолжили в библиотеке Софийского собора, смотрителем которой служил отец Герасим.

– Ну вот что, тезка, – сказал Борецкий, извлекая из рукава сложенный вчетверо лист бумаги с текстом договора. – Надо перевести эту грамоту на немецкий и на латынь, а потом переписать на трех языках, да так, чтобы королю не зазорно было представить. И знай: от этого манускрипта много чего зависит, может, даже вся наша жизнь. Если справишься, возьму тебя с собой в Вильну. А не справишься, твой брат за тебя ответит. Уразумел? На все про все даю тебе сутки.

Оставшись вдвоем, братья долго молчали. Первым заговорил Герасим:

– Работать будешь здесь, в библиотеке. Двери запри и никому, кроме меня, не открывай. Пергамент, перья, чернила и прочее возьмешь в мастерской. Еду, питье и нужное ведро принесу тебе сам. Все понял?

Митя молча кивнул.

– Ну, братка, не подведи!

…Прежде чем приступить к работе, Митя спустился к алтарю и пал на колени перед иконой Знамения Пресвятой Богородицы, перенесенной в Софию по случаю престольного праздника. Богородица смотрела на Митю с жалостью, будто говорила: и зачем ты с ними связался, сынок? Ликом Матерь Божья напоминала Мите рано умершую мать, вот только у матери не было щербинки под глазом, выбитой вражеской стрелой, когда Новгород был осажден суздальским войском, но выстоял благодаря Небесной Заступнице. Отец умер еще раньше, и расти бы Мите круглым сиротой, если бы не старший брат Герасим, заменивший ему и отца, и мать, и школьного учителя.