– Отставить разговорчики. Помню я архаровцев, на метро ездили.

Настроение Владимира менялось молниеносно: то он отчитывал за что-нибудь Балакина, то тут же, без остановки, начинал рассказывать что-нибудь смешное. При этом тембр голоса его не менялся, только на губах появлялась едва заметная улыбка. Вот и сейчас, посмотрев на меня, он продолжал:

– Ехали с обследования, уже выходить. А один боец положил лом на поручень эскалатора. Ну, в общем, не удержал, и лом полетел вниз, как таран. Разогнался, аж искры высекает. И со скоростью километров двести в час – в будку дежурной. Пробивает насквозь и застревает в двери, хорошо, бабка в этот момент вышла.

Я не понял, было ли это на самом деле, или главный всё выдумал. Но говорил он об этом так, словно рассказывал анекдот. Вообще, несмотря на свою знаменитость, он, похоже, был мужиком что надо: сразу велел мне называть его на «ты», мало кто из взрослых позволял себе «тыкать».

Мы маршировали узкими переулками, поднимаясь вверх, спускаясь в овраги. Наконец зашли в парк, за которым возвышалось циклопическое кольцо спорткомплекса «Олимпийский». Посреди парка серебрился большой пруд. Немного в стороне, ближе к кованой ограде, круглая постройка с куполом, похожая на обсерваторию. Владимир повел нас к ней.

– Одевайтесь в химзу! – велел он, когда мы зашли за обсерваторию.

Вскоре, облачившись, наш отряд вышел на парковую дорожку.

– Ребята, война, что ли, началась? – спросил со скамейки усатый дядька, с любопытством нас оглядев.

– Вторжение инопланетян! – бодро ответил кто-то из отряда, вызвав этим взрыв хохота.

Пройдя берегом, мы очутились на пристани с летним кафе. Владимир широкими шагами подошёл к квадратным люкам между столиками и велел нам открыть один из них. Я и ещё трое диггеров схватились за ручки крышки и сдвинули её в сторону. Под крышкой оказалось странное помещение. Скорее яма, разделённая вертикальной стенкой из бруса. С одной стороны стояла чёрная вода, а с другой было практически сухо, если не считать маленьких ручейков, переливающихся через стенку. Мы по очереди начали спускаться в сухую часть подземелья, как вдруг один из двух сидящих за крайним столиков мужчин вскочил и бросился к нам. Сделал он это так внезапно, что, не рассчитав силы, толкнул свой столик, из-за чего бутылка и стаканы со звоном посыпались на пол.

– Парни, парни! Стоп! Хватит! – кричал он на всю пристань. – Я сына похоронил! Вы куда?

Владимир быстро шагнул ему наперерез и встал, заслонив собой открытый люк. Мужчина был явно пьян, остановившись перед Маклаковым, он смотрел мутным взглядом, покачиваясь из стороны в сторону. Потом тихо сказал:

– Сына я похоронил… а ты пацанов вниз тащишь. Скрипнет жизнь рессорой, вспомнишь меня!

– Витёк! Иди сюда, чего ты пристал? – закуривая, крикнул собутыльник.

На шум из пристройки выбежала буфетчица. Какое-то время она смотрела на происходящее, а потом завизжала:

– Я сейчас милицию вызову!

Мы уже спустились, наверху оставался только Владимир, но, так как яма была неглубокой, снизу было всё хорошо видно. Пьяный посетитель вдруг схватил под руку главного и потащил его куда-то.

– Пацаны, а ну назад! – кричал он, оборачиваясь.

Владимир попытался аккуратно освободиться от назойливого посетителя, но тот не ослаблял хватки. Тогда Маклаков легонько оттолкнул его, и тот с шумом полетел на пол, роняя стулья.

– А-а-а, драка! Милиция! – как сирена, выла буфетчица.

Воспользовавшись заминкой, Владимир быстро соскочил к нам и принялся изнутри закрывать крышку. Сверху раздавался топот и хрипловатый голос пьяницы. Люк ещё не захлопнулся до конца, как в щели молниеносно образовалась нога. Она обрушилась на голову нашего командира, отчего каска слетела и с шумом грохнулась на обломки кирпича.