На пороге стояла миловидная запыхавшаяся девушка.

– Здравствуйте, – церемонно поприветствовали её музыканты.

– Проходите, – сказала девушка, не здороваясь. – Сейчас подойдёт Павел Николаевич.

Тут же показался качок. Девушка убежала.

– Привет, менестрели! – опять продемонстрировал он недюжинный словарный запас.

Потом Павел Николаевич пристально оглядел молодых людей и остался доволен их внешним видом.

– Нормально, – удовлетворённо сказал он, – проходите и можете начинать… типа… как бы… разминаться.

Ребята смотрели по сторонам, не зная, где им предполагалось находиться.

– Так, – продолжал распоряжаться качок, – будете стоять вон там – в углу, под пальмой. У окна. Играть всё время! Не пить! Вести себя прилично! Расплатимся в конце. Лады?

– Всегда готовы, – отрапортовал Гоша, и друзья пошли в свой угол под пальму.

Они положили футляры на специальный столик, установили пюпитры и принялись настраивать инструменты.

Зал был большим, светлым и просторным. Под потолком со старинной лепниной висели американизированные гирлянды разноцветных, хитроумно сплетённых воздушных шариков. У длинного стола, уставленного бутылками, тарелками с закусками и подносами с бокалами, сновали вышколенные официанты. Чувствовались суета и некоторая напряжённость перед торжественным событием.

В шесть двери распахнулись. Начала собираться публика.

Мероприятие было пышным и многолюдным. Звучали речи. Приглашённые тусовались у шведского стола, бродили по залу с бокалами, болтали и смеялись.

Немного опоздав к началу, приехала журналистка с оператором и долго выбирала место для съёмки, а потом сделала несколько дублей репортажа на фоне музыкантов под пальмой.

Ребята играли в своём углу дуэтом и соло, непринуждённо иллюстрируя происходящее. Начали они с Вивальди, затем перешли к Скарлатти, затем к Доницетти, потом остановились на Моцарте. В конце вечера подвыпившая публика, забыв о теме мероприятия, потребовала концерта по заявкам. И флейта со скрипкой к всеобщему удовольствию исполняли «Таганку», «Мурку» и «Владимирский централ».

Все остались довольны. Когда приглашённые разошлась, в уже опустевшем зале к уставшим музыкантам подошёл качок и доверительно сказал:

– Молодцы. Шефу понравилось. Спасибо, ребята. Будем иметь вас в виду на будущее.

С этими словами он протянул им конверт. И ребята действительно остались довольны заработанной суммой.

Им предложили выпить, и они пропустили по рюмашке, закусив бутербродами.

Потом студенты взяли свои инструменты и пошли к выходу.

– Ну, как тебе родные пенаты? – опять поинтересовался Гоша, для того, чтобы что-то сказать.

– Не греют, – коротко и без энтузиазма отозвался его друг, спускаясь по лестнице, и вдруг замер.

– Полинка, – растерянно произнёс он и указал на барельеф в вестибюле над дверью.

– Ага, – протянул обалдевший Гоша, – как это мы её сразу не заметили?

– Да халдей этот привязался, – отвлечённо сказал Саша, разглядывая каменный профиль неизвестно сколько раз прабабки.

Так они и стояли, молча созерцая скульптурный портрет и никак не комментируя сходство Сашиной старшей сестры с барельефом.

– Ну, семейка, – тихо присвистнул Гоша.

– Эй, лабухи! – раздался недовольный голос охранника. – Посмотрели и пошли. Хватит тут крутиться.

– Да скажи ты ему! – возмутился Гоша.

– Молчи, – тихо отозвался Саша, – пойдём.

Дверь за ними закрылась, и они пошли по ночной улице по направлению к метро.

– Да, красивый у вас дом был, – задумчиво констатировал Гоша. – Некрасов не с него стихотворение написал?

– А кто его знает? Но у него всё было хуже – там посетителей просто прогнали, а нам и заработать дали, и угостили, и перспективу пообещали, и ещё спасибо сказали, – произнёс наследник-инкогнито. – Хорошо, что бабушка не дожила до этого. Она бы очень расстроилась.