– Это – «Розовый Маврикий», – громко шептал он мне в самое ухо, – таких в мире всего несколько, и те бракованные. Есть ещё «Голубой Маврикий» и «Оранжевый Маврикий»…
И он показал мне, аккуратно уложенную в специальный «марочный» прозрачный пакетик, маленькую беззубцовую марку бледно-оранжевого цвета с изображением профиля какой-то тётки. Самое интересное, что раньше, я уже слышал (возможно, даже от папы) о таких марках, о том, что их очень мало, что они очень старинные и ужасно дорогие. Но чтобы у Бобы, вдруг, появилась одна из таких марок, было выше моего понимания. И, тем не менее, я её держал в руках, и почти не сомневался, что приятель говорит правду. Во-первых, потому что октябрята никогда не врут, а во-вторых потому что был абсолютно уверен, что в Советском Союзе было возможно всё, в том числе, и раздобыть Первую Почтовую Марку в мире!
А Боба продолжал мне что-то нашептывать, в чем-то убеждать. Он говорил, что готов отдать мне такое богатство лишь только потому, что сам он марок не собирает. И просит он за эту «ценную редкость» всего лишь каких-то три «вшивых» значка! Честно говоря, я был сбит с толку основательно и окончательно. Всё же, где-то в самой глубине души я сомневался, но мальчиком был безотказным. Ему очень хотелось иметь значки «Ленинград», и он вертел пакетиком с «Розовым Маврикием» перед моим носом, показывая оборотную сторону марки с безупречным клеевым слоем. В итоге я сдался. Махнул рукой и согласился. В сущности, этот «Розовый Маврикий» самому мне был ни к чему, ведь я же собирал «животных». И пусть даже первая марка в мире, если на ней изображен непонятно кто, никак не вписывалась в мою коллекцию.
– Значки при тебе? – деловито осведомился мой друг.
Я сказал, что нет, не при мне, но завтра принесу.
– Только ты обязательно принеси, – заволновался Боба, – а то мне за эту марку, один знакомый целый альбом значков даёт. А другой мой знакомый из клуба филателистов предлагает десять рублей, понял?! Но ведь я же для тебя как для друга, сам понимаешь…
На следующий день размен состоялся, снова на большой перемене. Боба пересчитал значки, спрятал их в карман, как-то странно усмехнулся и убежал. Весь следующий урок я тупо разглядывал маленький желтенький квадратик, ломал голову, почему же он называется «Розовый Маврикий», раз желтого, почти оранжевого цвета, в общем, не понимая, зачем он мне понадобился… И ещё… мне было очень жаль моих значков, почти до слёз жаль.
Вечером дома, я показал марку папе, и сказал, что отдал за неё те значки «Ленинград», которые он мне принес из Всесоюзного общества филателистов.
– Это «Розовый Маврикий», – сказал я, и, не очень уверенно добавил, – самая ценная марка в мире…
Папа, лишь мельком взглянув на марку, внимательно посмотрел мне в глаза. Потом погладил по голове и мягко сказал:
– Тебя обманули, сын. Это не «Розовый Маврикий». Это вообще не марка. Но не расстраивайся, в мире коллекционеров много нечестных людей, попросту жуликов. В следующий раз будешь повнимательнее. И ещё запомни: потерять гораздо легче, чем найти.
Всё. Больше папа мне ничего не сказал, а я на следующий день потребовал у Мишки назад свои значки. Но Боба рассмеялся мне в лицо, и сказал, что ни за какие коврижки их не отдаст. Мена состоялась – возврата нет, и быть не может, потому что назад вещи никто и никогда не меняет. А ещё через день он смеялся ещё больше, гадливо похрюкивая. Он признался, что эту бумажку вырезал из какого-то журнала, где и прочитал про «первую марку в мире». А клей, самый обыкновенный, с почты, сначала намазал спичкой, а потом равномерно размазал пальцем. Ещё Боба рассказал об этом в классе, чтобы все наши друзья, и, особенно, девчонки, узнали, какой я дурак, и какой ловкий и умный парень Боба. Как я уже говорил, он и был самым способным, талантливым и развитым мальчиком в нашем классе в то время.