Киммериец, стараясь не нарушить тишину своими шагами, подошел к ближайшему камню, стоящему на острие луча пентаграммы, медленно поднял руку и положил ладонь на его шершавую, побитую тысячелетними ветрами поверхность. Нагретая дневным солнцем, она была теплой, словно тело человека. Он медленно обошел вокруг камня, пытаясь вызвать в воображении сцены древних ритуалов, которые тысячи лет назад здесь совершали жрецы. Но в его голове была удивительная пустота: ни образов, ни звуков, ни воспоминаний – только вечное безмолвие. Казалось, что он даже забыл, зачем пришел сюда.
В этом странном состоянии полутранса Аккатун обратил свой взор на центрального идола. Ему на секунду показалось, что тот колыхнулся в воздухе, подсвеченный последним лучом заходящего солнца. Киммериец, зажав в руке амулет с пентаграммой, сделал несколько шагов к центральному столбу, коснулся ладонью его поверхности и закрыл глаза. Он был уверен, что сейчас случится что-то важное. Откроется великое предназначение. Может, место, где находится Источник великой силы. Может, перед ним предстанет праотец или богиня-матерь и укажет путь. Но ничего подобного не произошло. Вместо этого снова появились звуки. Голова заполнилась привычной разноголосицей мыслей и ощущений.
Разочарованный вождь всадников медленно отнял руку от камня. В этот момент где-то в глубине сознания, издав короткий пронзительный звук, оборвалась струна. Как будто неловкий музыкант приложил к лютне излишнее усилие. И Аккатун понял, что должен делать. Теперь он знал свое предназначение. Знал, что должно произойти дальше. Это знание появилось у него ниоткуда и казалось естественным и обретенным так давно, что он уже с ним хорошо свыкся и даже обдумал план действий.
Тряхнув головой, словно приходя в себя после внезапно навалившейся дремы, киммериец осмотрелся и с видом человека, уверенного в том, что он делает, зашагал вниз по склону.
Через три дня Каштарити собрал свой небольшой отряд и двинулся вглубь мидийских земель. Там он напал на поселение рядом с Рхагаром, крупным, по местным меркам, городком, центром одного из племен, захватил его и объявил, что поднимает восстание. Когда ассирийскому наместнику в Рхагаре доложили, что повстанцев меньше сотни, он приказал собрать весь свой гарнизон из двухсот воинов и выдвинулся к захваченному поселению. Он предвкушал быструю победу над плохо вооруженными и необученными людьми Каштарити и даже приказал местному старейшине организовать пир для своих людей вечером, когда он вернется, неся на пиках их головы. Но по пути к захваченному мятежниками селению растянувшуюся по дороге колонну пехоты смела тысяча всадников. Они вылетели сбоку из-за холма и с диким воем обрушились на опешивших пехотинцев. Сам наместник погиб. Люди его были безжалостно перебиты. Откуда взялись эти всадники, никто не знал.
Вечером в Рхагар вошла сотня воинов Каштарити. Они перерезали горло старейшине, назначили нового из местных крестьян и предложили мужчинам присоединиться к восстанию. Утром следующего дня в направлении Каспийских ворот вышел отряд силой более трехсот человек с внушительным обозом.
Каспийские ворота на севере Мидии были ключевым стратегическим опорным районом. Этим названием ассирийцы окрестили неширокую долину, идущую через горный хребет Эльбруса к Каспийскому морю и служившую самым удобным путем для торговцев. Им же пользовались кочевые племена при набегах на Мидию. Учитывая важность этого прохода, ассирийцы построили в его начале крепость и разместили там гарнизон в тысячу пехотинцев. Это была самая мощная военная сила в предгорьях, и ее нужно было нейтрализовать.