– Какой еще гость? Сейчас ночь. Ты что, не видишь, я занят с учениками? Отошли его прочь. Пусть приходит утром после молитвы.

– Это торговец. Почтенный Умар ас-Сафах. Тот, кого вы просили пускать в любое время. С ним еще один несчастный. Он не в себе. Трясется, как камыш на ветру, и лопочет что-то невнятное.

– Ас-Сафах? В столь поздний час? Наверно, что-то случилось. Отведи их в сад. В здании еще не спала дневная жара, – визирь, подобрав полы расшитого золотыми нитями дорогого халата, поднялся с подушек и бросил строгий взгляд на притихших учеников. – Что рты раскрыли? Я вас покину ненадолго. К моему возвращению чтобы закончили два восьмистишья о великолепии принцессы. И чтоб без вожделения! – для пущей острастки он погрозил юношам линейкой.

В саду медресе Абу́ аль-Фадля19, визиря, придворного астролога и главного библиотекаря Хизанат аль-хикма20, у фонтана ждал нервно прохаживающийся торговец. Рядом с ним на земле сидел, покачиваясь вперед-назад, изможденный человек, судя по сапогам, железному нагруднику, перевязи для меча и наручам, – воин.

– Что привело тебя ко мне в столь поздний час? – сдвинув брови, спросил визирь.

– О мудрейший! Беда! На нас движется беда! – запричитал ас-Сафах, отвесив низкий поклон.

– Что за беда? Рассказывай, – почувствовав недоброе, аль-Фадль ухватил торговца за локоть и усадил на край фонтана.

– Страшная беда. Страшная. Пустыня взбунтовалась и породила полчища джинов. Они идут на Багдад, чтобы разрушить этот прекрасный город и пожрать наши души. О Всевышний, помоги нам! Мой караван, мой бедный караван.

– Что ты мелешь! Успокойся. Какие джины? В какой пустыне? – не на шутку разволновался визирь.

– Джины. Настоящие джины и ифриты21. Посмотри на этого несчастного. Это Абу Барак – храбрый воин, командир охраны моего каравана. Сто двадцать верблюдов. Двести тюков с товаром. Шелка, фарфор и нефрит из Китая. Слоновая кость и самоцветы из Индии. Мягкие, как поцелуй девы, меха из северных степей. И серебро. Серебро из горных рудников на границе Индии. Много серебра. Все это пожрали джины. Все! Я разорен!

– Вот в чем дело. Твой караван пропал.

– Не пропал. Его погубили джины. Выслушай воина. Он и еще десяток людей сумели спастись, но почти потеряли разум от страха.

– Да, о чем ты? Наверно, на твой караван ночью напали бандиты с факелами, а стража приняла их за огненных демонов пустыни.

– Нет-нет. Выслушай его, – скорбно покачал головой ас-Сафах и, закрыв лицо руками, принялся шептать молитву.

– Абу Барак, мне сказали, что ты храбрый воин, – обратился визирь к воину. – Поведай мне, что ты видел.

– Джины, – прошептал потрескавшимися от жажды и зноя пустыни губами командир охраны каравана и оглянулся, словно опасаясь, что на него нападут. – Джины и ифриты. Демоны пустыни. Много. Ужас. Боль. Смерть. Они гнались за нами. Они идут сюда. Сюда, – воин снова оглянулся, упал на колени и пополз в кусты.

– Стража! – крикнул визирь. – Возьмите его. Свяжите и отнесите в мой дом. На голову наденьте мешок, как испуганной лошади, тогда он перестанет трястись от страха. Вызовите дворцового лекаря. Пусть осмотрит беднягу. Сами останьтесь с ним. Я скоро приду.

– Вы видели, о мудрейший! Джины идут сюда. О мой караван! Серебро. Шелка из Китая. Фарфор, – запричитал торговец.

– Приди в себя, почтенный. Ты не первый раз теряешь караваны.

– Но ты сам видел, в каком он состоянии. А это мой лучший и самый опытный воин. Он прошел от Индии до Алжира. Был в горах и на море, в пустынях и степях. Водил мои караваны везде, где может ступать нога верблюда. Он в ужасе. Я уверен, что он видел джинов и говорит правду.