Да где ему понять то, к Таньке направился. Та конечно сразу сообразила, чьих это рук дело, печать то водкой оттерла со лба. Да только знала Танька, что это теперь не поможет ему, по селу то уж прошелся, да еще через магазин. Утром выходит Танька из дома, а Чапаиха ее уж во дворе поджидает и через забор выдает:

– Говорят вчера к тебе Меченый то свернул. Чем яво отмывала то, небось, краска штемпельная не сразу поддалась?

– Тебе-то что за дело? – огрызнулась Танька, или сочувствуешь?

– Так ить власть как-никак на посмешище то – не отступалась соседка.

Весь день село гудело, как улей. Хлястик дома отсиживался, на работу ноги не несли (заболел будто), а вот к Таньке вечером снова пробрался задворками. Баринок-то в ярости еще со вчерашнего, ненаглядной Тани имя то полощут заодно с Хлястиком. Как дождался, что в домах окна погасли, и у Таньки сарайку поджег, мол не будет вам счастливой ночи. Сам-то немного подождав, прибежал с другими вместе пожар тушить, как и делу быть, не заподозришь. Слава Богу, на другие постройки не перекинулось, тихо было, безветренно (и на том Баринку спасибо). Конечно, и Хлястик этот пожар тушить выбежал, тут уж не до опасений, оба трудились на славу, всю воду из колодца на огонь перетаскали.

Не прошло и двух недель, а у Таньки и баня заполыхала (а все ревность проклятая. Вся улица с ведрами на пожар топает, уже как на работу. Баринок снова почти первый прискакал, тушил на совесть, в поте лица, никто и предположить бы не смог. Одну Чапаиху версия о самовозгорании не устраивает, чует баба людскую подлость своим нутром. Точно ухажеры Танькины тут замешаны!

Стала Чапаиха вечерами на задворках похаживать дозором ночным. Не все еще у Таньки пожгли-то, двор остался, переживат, стало быть. Правильно переживала, не прошло месяца, и двор загорелся. Все ж таки вычислила она Баринка, хоть и не поймала с поличным, но прямо на пожаре его и «прищучила»:

– Ведь ты поджигатель то, сукин ты сын! – выпалила она Баринку. Он, конечно растерялся с испуга, но виду не подал, молча воду таскает, как обычно. А уж все то плюнули тушить: пусть уж зараз все у Таньки выгорит, а то и конца этому не будет, все лето на один и тот же пожар ходим. Но такая постановка дела Чапаихе не годилась, берет она Баринка за шкирятник и в огонь тащит, тот конечно упирается, пятками тормозит. Все ж таки вырвался он у дуры-бабы, но страху натерпелся ай-яй. Мужики то со всех сторон окружили его, отступать некуда, что называется, намертво прижали:

– Или ты давай завязывай с этим делом, или точно в огонь бросим и разбираться с тобой не станем.

Ну и пожары на этом закончились. Помогла наука Баринку, Богу молился потом, что люди пощадили.

Говорят и с Танькой помирились они после этого. Да и то сказать, вон чего любовь эта безответная наделала. Ладно, хоть понял Баринок, что с народом шутки плохи. Вот только у Таньки одна изба осталась, ни кола, ни двора, и куры в огороде на яблоне сидели до самых холодов.