– Кто вы? – спросила Кенна наконец, когда справилась с собой. Она не хотела показывать страх и потому говорила спокойно, насколько могла.

Незнакомец не отвечал. Он замер в полумраке, скрестив руки на груди и опершись о край дверного проёма плечом.

– Вам понравился мой подарок? – произнёс он вместо ответа.

Кенна сглотнула.

– Он очень изящно сработан.

– Чего не скажешь о вашей пьесе. Редкостная чушь.

Кенна молчала. Ей пьеса нравилась, хотя она и подправила бы в ней кое-что.

– Как ваше имя? – спросил тем временем мужчина.

– Кенна, – ответила девушка.

– Кен-на, – по слогам повторил незнакомец, – в этом имени куда больше, чем может вместить этот театр. В нём чарующая магия древних легенд и пронзительная тоска старинных баллад.

Кенна вздрогнула и прищурилась.

– Нетрудно догадаться, что раз я актриса и отчасти шотландка, то люблю петь. В особенности баллады древних времён.

– Вас так разозлило моё предположение… Интересно, с чего?

Кенна покачала головой.

– Вовсе нет. Меня раздражает то, как вы говорите со мной.

– Вот как? Вы предпочитаете деревенскую грубость, может быть?

– Я предпочитаю, когда из меня не делают дурочку.

– Вы и сами весьма грубы.

– Потому что не ставлю целью вас очаровать.

– У вас хватает поклонников и без меня?

– Может быть.

– Поверьте, другого такого, как я, у вас нет.

– Потому, – Кенна демонстративно растянула губы в улыбке, – что в вас течёт благородная кровь?

– А в вас разве нет?

– Не тешьте себя. Я просто актриса.

– Тем более странно, что вы осмеливаетесь меня отвергать.

– Вы не симпатичны мне.

– Что с того? Зато я могу облагодетельствовать вас.

Кенна расхохоталась, запрокинув голову назад, и взгляд незнакомца скользнул по её белому горлу, вызывавшему желание то ли укусить, то ли поцеловать.

Затем, мгновенно выпрямившись, она снова стала серьёзной, и взгляд шотландки теперь колол не хуже, чем лёд. У неё были голубые, как зимнее небо, глаза, плохо сочетавшиеся с персиковой кожей лица, покрытой лёгкой сеточкой веснушек. Длинные неуложенные волосы разметались по плечам и блестели в тусклом свете масляных ламп, как красная медь.

– Я не продаюсь, – сухо отрезала Кенна, – ищите забаву на одну ночь за углом – там находится трактир. А я актриса.

– Кто сказал, что вы нужны мне на одну ночь? – спросил незнакомец, и в голосе его теперь звенело то же упрямство. – Так легко вы не отделаетесь от меня. Я хочу заполучить вас навсегда.

Ответить Кенна не успела, потому что с другой стороны, за сценой, послышались грохот и шум – но это лишь голуби шумели под потолком.

Кенна быстро обернулась на звук, чтобы выяснить, кто мешает говорить, а когда снова обернулась к незнакомцу, то обнаружила, что уже осталась одна.

Незнакомец странно действовал на неё.

Кенна испытывала страх – но одновременно и злость. До сих пор она не замечала подобной гремучей смеси за собой.

Она искренне надеялась, что не увидит его больше никогда – но шестое чувство подсказывало, что увидит, и ещё не раз.

Человек в маске больше не показывался ей на глаза, хотя Кенна выглядывала его в толпе на каждом представлении – очевидно, это место было слишком вульгарно для него. Но подарки, тем не менее, продолжали приходить.

Спустя менее чем неделю пришло ещё одно колье.

Затем золотые часы на цепочке.

Зеркальце, инкрустированное гранатами.

Подарки с каждым разом становились ценней, как будто даритель стремился прикормить её.

На Кенну они действовали неоднозначно.

Некоторые из них откровенно помогли. Драгоценности можно было продать, чтобы внести вклад в развитие театра – а польза от этого была не только труппе, но и лично ей. Кенну начинали уважать.