Он в негодовании вылетает из кабинета, от удара двери со стены падает кусок штукатурки.

Людмила остается наедине с психиатром.

– Он не поднимал на вас руку? – деликатно спрашивает тот.

Людмила молча качает головой. Швыряние предметами не в счет, кажется, Юра делает это ради театрального эффекта, для устрашения, а не пытается сделать ей больно.

– Но это может произойти. Я вызову бригаду сегодня же, – решительно подытоживает врач.


Когда приезжает скорая, Юра еще дома, хотя явно собирался куда-то уйти: складывал в портфель какие-то бумаги, метался по квартире, хватал то одно, то другое, искал деньги… Денис, к несчастью, тоже тут. Двое дюжих медбратьев мягко объясняют Юре необходимость лечь в больницу, показывают направление. Узнав, он начинает истерически кричать, отталкивает их, закрывается в ванной на щеколду, велит им убираться к такой-то матери, осыпает отборным матом… Медбратья молча, слаженными движениями снимают дверь с петель.

Людмила пытается отвлечь Дениса, чтобы он не видел этой безобразной сцены, уводит его в комнату, усаживает у окна и принимается рассказывать ему сказку, которую придумывает на ходу. Лишь бы он переключился. Но разрывающий душу крик мужа невозможно ничем заглушить.

Наконец Юру удается связать, ему делают укол успокоительного и ведут в машину скорой помощи. Людмила отправляется с ними, оставив Дениску одного с книжкой, чаем и кулечком конфет, который она поспешно вытаскивает из дальнего угла кухонного шкафчика. Мальчику не привыкать сидеть дома без родителей, главное, чтобы произошедшее не слишком его напугало. Но вроде бы ей все-таки удалось его успокоить.

В скорой обессилевший от борьбы, утихомирившийся Юра кладет ей голову на колени. Людмила, тихонько плача, гладит его волосы. Как они теперь будут? Над будущим, еще недавно видевшимся ей таким счастливым, сгустились тяжелые тучи. Как эта болезнь меняет человека! Ее любимый Юрочка, ходячая экциклопедия, душа любой компании, лежит беспомощный и беззащитный. Она задыхается в пропахшей бензином, лекарствами и бог знает чем еще скорой, подпрыгивающей на каждом ухабе, одной рукой цепляется за подлокотник, другой все гладит и гладит по голове мужа, который, кажется, заснул под действием препарата. Несмотря на все превратности судьбы она боготворила его и любила щедрой, всепрощающей женской любовью, засыпала и просыпалась с мыслью: «Какое счастье жить с любимым человеком!», боялась сглазить… Эта сцена – Юра, спящий у нее на коленях после страшной борьбы с медперсоналом по дороге в ужасную больницу, – останется в ее памяти на всю жизнь.

Больница за городом, до нее час на машине. Выглядит это место удручающе: какие-то полуразрушенные бараки в лесу, в пятнадцати минутах от шоссе по разбитой проселочной дороге, невысокая стена с колючей проволокой поверху, все в ужасном состоянии – видимо, ремонта там не было со времен постройки. Больше похоже на тюрьму, чем на больницу. Людмила возвращается домой с гнетущим чувством надвигающейся страшной беды.

Юра в больнице, она ходит на работу, водит Денисика в сад, как будто ничего не изменилось, но теперь к этому и без того насыщенному расписанию добавились две еженедельные поездки в больницу.

Автобус – всего четыре рейса в день – редко приходит вовремя. В сентябре, пока еще тепло, с этим можно смириться, но в конце октября холодает, и ждать по часу на пронизывающем ветру невыносимо.


Однажды Людмила, засидевшись у Юры, опаздывает на свой автобус. Уже стемнело, на остановке ни души, но по шоссе еще изредка проезжают машины, можно надеяться кого-то поймать. Она выходит на обочину, под фонарь, чтобы ее было лучше видно, и начинает голосовать. Десять минут, пятнадцать, двадцать, тридцать – проехали две-три машины, никто не остановился. Она уже почти отчаивается – и тут наконец рядом тормозит маленький запорожец. Водитель, пожилой рабочий в грязной спецовке, соглашается подбросить ее до центра.