Я ничуть не лукавлю. Как можно не восхититься стремительно летящими по лазурно-голубому небу лайрами? В сравнении с ними меркнет даже перламутровое оперение ворков. Маленькие бирюзовые создания, с изумительными длинными хвостами, похожими на тонкие золотые нити, раскинув серебристые крылья, скользят в воздушных потоках. Сливаются в единую мерцающую стаю, разлетаются в стороны драгоценными искрами, пикируют, опускаясь на перила террасы под дружное «ах!» зрителей.

Сменяя их, в воздух поднимаются ик’лы — практически невесомые существа, похожие на разноцветные шары. У них сейчас сезон размножения, потому, получив свободу, они мечутся в поиске пары. Кружат радужными хороводами, а найдя партнёра, сливаются с ним, разбухают и лопаются, осыпаясь вниз маленькими шариками-детёнышами. Теперь им больше года предстоит расти, чтобы затем последовать примеру родителей, пожертвовавших собственными жизнями.

И снова взлетают лайрами. Вернее, соскальзывают с перил, практически падая на площадку, расположенную ниже террасы. На лету подхватывают лежащие на камнях, сплетённые между собой цветы, а затем взмывают ввысь, поднимая гирлянду над дворцом.

— Какая качественная дрессировка, — не удерживается от восторженного замечания видийянин.

— С такими маленькими животным, наверняка это не сложно, — хмыкает в ответ лансианин. — Вам не приходилось сталкиваться с земульти. Вот кого приручить невероятно сложно.

— Наши хинари тоже не подарок, — презрительно цедит цессянин. — Годами обкатываем.

Томлинец молчит, как и исгреанин. Хотя у последнего определённо есть своё мнение, и он его всё же высказывает, когда я вопросительно на него смотрю.

— Мы технику «дрессируем». Это нельзя сравнивать.

— А у вас? — не выдерживаю, обращаясь к Тогрису. — Разве на Томлине нет животных?

— Есть песчаные ящеры. Но они легко идут на контакт. Даже когда поднимаются в воздух.

— Летают? — В моём воображении тут же возникает картинка: мужчина, скользящий на мощном животном над пустыней. Шикарно!

— Только ночью. Днём просто бегают. С высотой уровень радиации быстро растёт.

— Всё равно это здорово! — радуюсь я, чувствуя, как по коже струится непонятное мне возбуждение. Словно предвкушение чего-то необычного. Наверное, потому и предлагаю: — А хотите на жирали полетать? Сравните ощущения.

— Очень хочу.

Тогрис искренне радуется моему предложению, а вот другие претенденты если и недовольны проявляемым мной вниманием к сопернику, стараются этого не показать. Делают вид, что заинтересованы чем-то иным. Понимают, что их попытки вмешаться будут выглядеть неэтично. И тогда у них шансов точно не останется.

Я же протягиваю томлинцу руку и с трепетом жду, когда его пальцы скользнут по моей ладони. Ведь впервые меня касается чужой мужчина, не родственник.

Сама традиция очень старая. С самого основания империи закрепилась, когда ипериане вот таким своеобразным ритуалом показывали дружеское расположение зоггианам. А ещё она в некотором смысле провокационная — да, кожа на руках наименее чувствительна, но иногда этих прикосновений достаточно, чтобы хорошее отношение женщины к мужчине начало трансформироваться во влечение. Тем и ценно доверие, которое я сейчас оказываю Тогрису. Он ведь теперь точно имеет преимущество перед другими.

Касание, поначалу едва ощутимое, лёгкое, неожиданно становится пленом для моих пальцев. Скольжение превращается в пожатие. И длится оно... чуть дольше, чем нужно. Чуть сильнее, чем требуется.

Томлинец не удержался! Минимально, но всё же вышел за рамки приличий. Видимо, я ему нравлюсь, в отличие от...

Бросаю беглый взгляд на исгреанина, и сомнений не остаётся — этому империанину я точно не нравлюсь. Руки на груди сложил, поза выжидательная, на лице прямым текстом написано: «Скучно». А жаль. Я бы и с ним попыталась контакт наладить. Симпатичный же.