— ...не имел права так поступать! Литт, ты должен с ним разобраться!

— Майри, хватит, — мягко просит папа. Ведь это ему мама претензии предъявляет. — Имел, не имел... Нельзя рассуждать так категорично. Ситуация нестандартная.

— Да что ж тут нестандартного? — не сдаётся родительница. — Ведь всё просто! Даже поцелуй руки требует согласия девушки. А Тогрис его не просил.

— У него было её согласие, — терпеливо объясняет отец. — Потому что выбор Лина сделала.

— Косвенное согласие. Она же несовершеннолетняя!

— Майри, прекрати. Отношения Лины и цу’лЗара — это исключение из принятых правил. Да, девочка несовершеннолетняя, значит, невестой быть не может, но по факту сделанного выбора она ею стала.

— Пусть так. Но целовать-то зачем? — в голосе родительницы появляются плаксивые нотки. Поняв, что проигрывает, она сменила тактику. А вот папа остался так же спокоен, как и был.

— Чтобы организм Лины определился. После спровоцированного поцелуем гормонального всплеска уже не останется сомнений — появится к Тогрису влечение или нет.

— Хочешь сказать, он решил рискнуть? Вместо того чтобы просто подождать свадебного танца?

— А вдруг за эти годы, на фоне отсутствия влечения к будущему жениху, у неё возникла бы привязка к другому? И этот другой отказался бы её сбивать? Потребовал титул императора? И при этом оказался ещё и недостойным кандидатом?.. Майри, — ласково убеждает папа, — я считаю, что Тогрис поступил правильно. Если сейчас организм Лины его отвергнет, мы просто организуем ещё одну встречу и пригласим больше принцев. Если же примет, то у нас не останется причин для переживаний. Мы будем спокойны и за судьбу нашей дочери, и за будущее империи.

— Ты, похоже, уже сейчас спокоен, — раздражение в голосе мамы не снижается, — раз считаешь нормальным, что Тогрис довёл Лину до обморока. И состояние дочери тебя не волнует...

— По-твоему, я просто так сюда пришёл?!

О... Впервые слышу, как родители разговаривают на повышенных тонах. То ли мне просто везло, то ли на самом деле они первый раз ссорятся. А я причиной конфликта быть не хочу. Поэтому, когда наконец дверь распахивается и папа, шагнув в гостиную, с беспокойством смотрит на меня, весело отвечаю, опережая вопрос:

— Я себя прекрасно чувствую!

— Подслушивала? — Отец подходит ближе, чтобы погладить по голове и присесть на диван, с которого при появлении императора весьма споро вскочила Вария.

— Вы очень громко всё обсуждали. И проём был... приоткрыт.

Бросив укоризненный взгляд на замершую у входа маленькую желтоволосую фигурку в тёмно-синем бархатном платье, старательно сохраняющую на лице невозмутимое и не самое довольное выражение, папа вновь смотрит на меня.

— Готова его увидеть? Или отложим выяснение? Можешь вообще отказаться от встречи, если чувствуешь, что он теперь тебе неприятен.

О ком речь, не уточняет. Потому что и так понятно, что о Тогрисе.

— Неприятен? — переспрашиваю и задумываюсь. Представляю образ томлинца, вспоминаю наш разговор, его прикосновение, охватившее меня волнение... Оно и сейчас рождается в груди, учащая дыхание и прокатываясь мурашками по коже. — Пожалуй, нет. Я на него не злюсь и не хочу, чтобы он исчез и больше в моей жизни не появлялся.

— Хорошо. Тогда... — Отец, надавив на запястье, включает коммуникатор. — Ваймон, мы вас ждём.

Вновь погладив меня по голове, он поднимается, смотрит на Варию, и фрейлина немедленно бросается ко мне, помогая встать и привести в порядок одежду. Она даже причёску успевает поправить, прежде чем в комнате появляются мужчины. Я же, хоть и волнуюсь, но, едва вижу шагнувшего ко мне Тогриса, успокаиваюсь. Нет, не ошиблась. Мне на самом деле приятно его присутствие.