– Ну и хорошо, а то я думал, что сам ввел эмоции в эти стены спокойствия, – довольный, что ситуация разрядилась, с облегчением проговорил Царь, глядя как швейцар в белых перчатках отворяет перед ними дверь.

Их прогулка по аллее завершилась у огромных дубовых дверей трактира, легко открывающихся при приближении.

Обеденные залы делились на зимний и летний. Зимой клиентов приглашали обедать в зимний зал, который отличался большими окнами, радужными красками интерьера и камином.

Летом клиенты, уставшие от жары и яркого солнца, попадая в обеденный зал, окунались в прохладу и приглушенный свет. Освещение было распределено так, что, зайдя с улицы, не видно было высокого потолка, он терялся в сумраке, и только когда глаза привыкали к темноте, можно было рассмотреть мощные деревянные стропила и перекрытия, впрочем, ничего не поддерживающие, а предназначенные только для сохранения стиля немецких замков средних веков. Интерьер был соответствующий: мощная деревянная мебель и каменные полы из тщательно, до миллиметров подогнанных булыжников правильной формы. Окна были небольшие, но с массивными дубовыми рамами. Узорчатые матовые стекла пропускали приглушенный свет, но не позволяли увидеть, что происходит за стенами помещения.

Все в интерьере говорило о надежности и незыблемости, наверное, и это было психологически просчитано для посетителей, чтобы утвердить их в мысли, что их положение первых лиц в обществе непоколебимо.

Вечерами под сводами потолков загорались массивные люстры с множеством мелких лампочек, стилизованных под свечи.

Вышколенный и подтянутый персонал, перед тем, как предстать пред глазами высокопоставленных клиентов, по слухам, обучался в Англии.

Возле любимого столика Льва Николаевича уже ждал постоянно обслуживающий его официант с гордым именем Мирон, по выправке больше напоминающий сержанта из роты почетного караула.

– Здравствуйте, Лев Николаевич, добрый день, Марина Евгеньевна! – в глазах Мирона читалась радость и преданность англичанина, увидевшего своего короля и королеву. Раньше психологи говорили, что нужно улыбаться, сейчас они, изучив эзотерику, поняли, что нужно улыбаться не просто губами, а излучать симпатию и радость всем биополем, и начали учить этому. Губы при этом могут оставаться аскетично сжатыми.

– Здравствуй, Мирон. Значит, мне здоровья желаешь, а Марине просто доброго дня? – без тени улыбки поинтересовался Лев, но Мирон был приучен к сухому английскому юмору, поэтому ответил не только с достоинством, но и с незаметной иронией.

– Руководителю высокого ранга здоровье никогда не помешает, ведь он думает и переживает за нас, простых смертных. А вашей прекрасной спутнице нельзя пожелать ничего, кроме добра и счастья, – не растерялся Мирон.

– Ты, Мирон, как всегда, по-английски рассудителен и учтив, – одобрил его Царь.

– Благодарю вас, сэр, – вежливо поклонился Мирон и поинтересовался у гостей, успевших занять места на удобных кожаных диванах: – Разрешите подавать ланч?

– Да Мирон, конечно, – доброжелательно кивнув, произнес Лев Николаевич.

Мирон чинно удалился неспешной походкой. В трактире берегли время своих клиентов, поэтому все было просчитано и выверено по минутам. Спешит, как известно, только тот, кто опаздывает, а здесь все шло своим чередом.

Мирон, только направившись в сторону бара, слегка кивнул – и двое официантов рангом пониже направились к клиентам с подносами, на которых лежали приборы для гостей и влажные полотенца, чтоб освежить руки. Дойдя до бара, Мирон взял бутылку баснословно дорогого красного вина и направился к столику уже в сопровождении еще двоих официантов, несущих блюдо со стоящими на нем салатами и нарезкой из фруктов и поднос, на котором стояли две тарелки, заполненные солянкой.