А тут еще беда подоспела. Отважная девица, вижу, как упала в траву, так и не поднялась больше. Крепко ей верзила приложил. Испугался я за нее: как бы не убил совсем с такой-то силищей. И весь мой план от этого насмарку пошел: никуда девица теперь убежать не могла. Значит, и мне не время было бегать. Только и сделать-то я мало что мог, с палкой против мечей. Потому как именно за них разбойники и взялись, недолго думая. Оборотились и напали на нас с Устинарьей. Охотница моя как увидела обнаженные мечи разбойников, сразу побледнела. Не от страха, ясное дело, а от этой самой своей Прорвы. Скрутил ее приступ болезни. Отступила Устинарья на несколько шагов, глаза у нее закатились, и рухнула моя охотница обратно в кусты. Те самые, из которых мы вышли. Остался я совсем один. Ну, думаю, тут и смерть моя пришла.

Однако отбиваюсь кое-как, кружу по дороге. Разбойники, ясное дело, наседают на меня, гонят в три оставшихся меча, как затравленного зверя. Думаю: заманю их подальше. Глядишь, девица очнется и, коли не ушиблась головой от удара и сможет ехать, то ускачет на своем пони. И чего ее одну в лес понесло?

Верчусь юлой, но против мечей с палкой много не навоюешь. Чувствую, что слабею, из последних сил свое немудреное оружие в руках держу. Вот-вот меня достанут, не один, так другой. Тут мне и конец. Ох, думаю, придется уносить ноги. Заодно разбойников на себя отвлеку, если получится.

Вдруг слышу: затопали копыта по дороге. Вижу: скачет на разбойников огромный белый конь, никогда такого не видел. Глаза у коня горят яростью битвы. На нем сидит всадник, а у всадника в руке меч блестит. Всадник высокий и крепкий, мечом машет, только свист стоит. Он легко выбил оружие из рук верзилы и оглушил того ударом по голове. Плашмя. Добрый попался малый, не захотел его убивать. Показалось ли мне так с перепуга, нет ли, не знаю, но проделал все всадник играючи, словно шутя. Остальные два разбойника даже не пытались защищаться, а сразу дали стрекача в лес.

Вложил всадник меч в ножны, спрыгнул с коня и ко мне подошел.

– Кто ты такой, юноша? – спрашивает он меня.

Я опустил свою палку и назвался.

– Что ты здесь делаешь?

– Пытался вот выручить девушку из беды! – объяснил я всаднику. – И сам в нее едва не угодил. Если бы не вы, господин хороший, простите, имени вашего не знаю…

– Мое имя Эйвин! – представился он. – Я мастер Росток, родом из Яблоневого Сада.

И добавил, видя мой непонимающий взгляд:

– Это королевство, что лежит за Лепестковой рекой.

Никак, благородный господин, подумал я. А может, из купцов: больно уж неказистый лицом. Глазки маленькие, темные, нос картошкой. Но выправка, как у хорошего солдата. Вернее, у офицера. И держится он как благородный. Должно быть, из младших детей какой-нибудь сильно титулованной особы.

– Благодарю вас, мастер Росток! – поклонился я ему. – Вовремя вы подоспели со своим мечом!

– Ты храбрый малый, Эйгор! – кивнул он. – Я видел, как ты сражался: не всякий выйдет с палкой против мечей. Поэтому я и поспешил на помощь: не должны носители стальных клинков нападать на безоружного, да еще и втроем на одного. А где эта девушка, которую ты защищал? На дороге я вижу только белого пони.

– Это ее лошадка! – объяснил я. – А сама девица лежит вон там, в высокой траве. Этот верзила ударил ее, да так сильно, что боюсь, ей не поздоровилось.

– Я посмотрю, что с ней! – сказал он. – А ты пока свяжи разбойников: я должен передать их в руки местного судьи.

В мешке одного из негодяев нашелся моток веревки. Не особо церемонясь, я совсем лишил возможности двигаться три лежащих на земле тела. Верзилу я вязал с особенным удовольствием. Потом я поспешил к Устинарье. Я беспокоился за девушку: несмотря на свою болезнь, охотница не побоялась вступить в схватку с разбойниками. Она сделала что могла, и не ее вина, что Прорва оказалась сильнее.