Соловей куда-то пропал, спрашивать о нём она не решилась.

Обедать к костру её не позвали, и Тиана впервые в жизни мучилась от голода. Почему-то подойти самой оказалось выше её сил.

Уже потом, когда все поели и круг у костра опустел, к ней подошла Мирена, смерила непонятным взглядом, сказала:

— У нас слуг нет, девочка. Будешь их ждать, так и помрёшь. Или ты нашей едой брезгуешь?

— Я… я не брезгую! Я просто не знала… что можно.

Тиана окончательно смешалась и замолчала. Дворцовые правила поведения здесь не годились, и как себя вести она не представляла. Просить не позволяла гордость. А приказывать… Приказы здесь выполнялись только одного человека — Соловья.

— Ладно, — вдруг смягчилась Мирена, — пойдём к костру, похлёбка вроде ещё осталась.

На донышке котла и в самом деле осталась гуща из мясного бульона и овощей, самого мяса уже не было, но Тиана обрадовалась и такой еде. А ещё она решилась спросить:

— Леди, скажите, пожалуйста, где Соловей?

— Леди, — Мирена усмехнулась, но не зло, скорее грустно, — я никогда не была леди. А Соловей спит. Умаялся. Ты ведь тоже устала, иди отдохни.

Но стоило принцессе подняться, окликнула её:

— Стой. Что я говорила про слуг?

И пояснила в ответ на непонимающий взгляд:

— Плошку помыть не забудь.

Пришлось идти к ручью и полоскать глиняную посудину в холодной воде.

А потом Тиана заснула. Одна среди незнакомых людей, в пустом холодном шатре, закопавшись в оленьи шкуры. Ей снились волки. Много волков, очень много. Они стояли кругом и смотрели желтыми глазами. На самом большом волке сидел Соловей и молчал. А потом улыбнулся. У него были желтые волчьи глаза и острые клыки.  А ещё маленькие птичьи крылышки на плечах. Тиана никогда не видела соловьёв, поэтому крылышки у разбойника оказались воробьиные.  Они трепыхались за его спиной и мешали испугаться.

Страх пришёл позже, когда приснился брат.

Лиам, четырнадцатилетний, бледный как смерть, стоял у окна, судорожно цеплялся за бархатную штору и говорил. Губы его шевелились, но Тиана не слышала слов, только видела отчаяние и злость в глазах.

Она вскрикнула и проснулась. По щекам катились слёзы.

Заснуть снова не удалось. Сжавшись в комочек, Тиана слушала звуки ночного леса. Во дворце по ночам чаще всего можно было услыхать топот сапог и бряцанье оружия стражи, а здесь… Шорохи, шелест, скрип, далёкое уханье и еле слышный прерывистый писк. Тиана не могла определить источники половины звуков. Вот, например, кто это пищит — мыши или птицы? А что это сейчас так булькнуло?

Но слушая лес, она внезапно для самой себя успокоилась. Всхлипнула последний раз и вытерла слёзы. Сидеть в шатре, словно взаперти, стало невыносимо, отчаянно захотелось вырваться на свободу. Она на корточках придвинулась ко входу, осторожно отодвинула полог. При неверном свете ущербной луны пустая стоянка казалась нереальной, моргнёшь — и всё исчезнет. Тиана выбралась наружу. Никто ей не помешал и шатры никуда не делись. Только холодный ветер обнял за плечи. Она вернулась, нашарила в темноте безрукавку, надела торопливо и снова вышла.

Прошлась по стоянке, рассматривая затейливые узоры на шатрах (её шатер единственный оказался не раскрашен), постояла у погасшего костра, подошла к ручью, присела на берегу. Лунные блики на воде и тихое журчание показались ей красивее любого фонтана, они завораживали, и Тиана закрыла глаза. Где-то рядом несмело чирикнула птичка, свистнула и вдруг выдала длинную мелодичную трель. Вторая трель раздалась прямо над головой принцессы. Она вздрогнула и обернулась. За спиной стоял Соловей и увлечённо свистел по-птичьи. Стоило ему умолкнуть, как птичка (настоящий соловей!) ответила ему серией щелчков и трелей. Соловей выслушал и засвистел опять. После него опять наступила очередь птицы. А Тиана подумала, что, если закрыть глаза, ни за что не различит где чей голос.