Сашка зрит, на челе его мука:
Чьи там ноги торчат из кустов?
И, прокравшись, как тать
вдоль забора,
Он узнал: это ж гость,
тот, который…
Содрогаясь, истерзанным телом,
Я, морально убитый лежал.
Рядом, высилась Зойка, вся в белом,
Ну, а я… так сказать…
оплошал.
Оценивши масштабы увечья,
Сашка с мудрою выступил речью:
«Ты, блин, Зойка – отрав… отрада!
Ты ж, любимейшая жена!
Мужиков бить, конечно, надо,
Но, по голове… нахрена!?
Ты бы, лучше его по этим…
Ну, которые впереди…
По «граблям», по…всему на свете,
Но по голове – погоди.
Выпить я «другана» пригласил,
Ну, а ты его, что было сил,
Человек же, с бутылкой пришёл —
Ну, а ты его…
нехорошо!
Вы уж, бабы меня извините,
Но я тоже, угла не видал,
Где бы муж ваш иль ваш
«покровитель»,
Где б мужик ваш, от вас
не стонал.
Баба, с умною, вроде, рожей,
По башке человека бьёт,
А того и понять не может,
Что мужик головою пьёт!
Ты паши, аль избу восстанавливай,
Это ты уж сама решай,
Хоть, коней на скаку останавливай,
Только, пить мужику не мешай.
Человек пить не должен нервно:
С гордо поднятою головой
Он стакан принимает первый
И тотчас – наливает второй.
Мы не станем в кустах, незаметно,
Мы, как люди, за стол пойдём,
Ведь, мужик должен быть
конкретным
И уметь стоять на своём.
Я люблю тебя, Зой, но с гостями
Выбирай понежнее слова,
Не бросай в них упрёки горстями,
И вообще, ты, слегка не права:
Жить легко и красиво и весело —
Он, ведь, тоже,
когда-то, мечтал.
Ты неправильно
тряпку
повесила! – Это я вам, как доктор, сказал.
Ты же, друг, не печалься,
нисколько…
Что, слегка… пожурила Зойка…
Ну, побила, чуть-чуть, бывает,
Да к утру, она всё забывает.
Зойка добрая и хлебосольная,
И гостям, завсегда, довольная.
Хочешь, лично проверить это,
Заходи каждый день к нам, всё лето».
Я, счастливо, заулыбался,
Но на Зойку случайно взглянул…
И всё лето, зайти…
не собрался,
Как-то, знаете ли, не рискнул.
Увольнение на берег
«Вино горчит! Всё это, странно, право…
И интерьер здесь… как-то, не по мне»! —
«Не бойсь, браток, возможно, не отрава,
А… сорт такой. Мы, всё ж,
в чужой стране». —
«Ну, рожа у хозяина, однако…
А у хозяйки, как-то, странно косит глаз». —
«Ты, парень, пей!
Тут не Рязань – Монако…
Европа! Что подумают о нас»!?
«Как ты сказал: Марсель!?…
Нехай… не спорю!
Нам, лишь бы пить, а, что:
кисель иль квас…
Всё ж, в увольнение ходить —
не то, что в море…» —
«Гляди, он замышляет, против нас!
Гляди, гляди: вишь, нож с ухмылкой точит,
Полез за печку, шпаги достаёт!»…
«Что?!.. шампуры! А, я решил, что хочет…
Шашлык – пускай… и пусть ещё нальёт». —
«Грибы не трогай! На, возьми орешка.
Тут случай был со мной —
вообще «капец»:
Попалася китайская «кафешка»,
Грибков поел —
и сутки… не боец!
Мы на рассвете, прогуляемся вдоль моря;
Тут, чудо, что за пляж, рыбачки, паруса.
Здесь, ежели с умом,
легко прожить без горя…
Пожалуй, посидим ещё,
два – три часа.» —
«Во, блин, нагнулась – драные колготки,
А глазом зыркает, но это не ко мне!
Мне никогда не выпить столько водки!
Отрава… Хуже горечи в вине!
Флажок на подоконнике Российский!
А, чё он… как-то, боком! Что вы так!?
Ты, сволочь,
Греческий верти или Английский, Да, хоть Японский,
но за Русский флаг»…
Ох! За границею нужны такие «невры»!
А, про народ – без мата не сказать:
Тут, через слово слышишь:
«евры», «евры»!
Вы, что сдурели! Нам-то, где их взять!?
На русских моряков кричать – не гоже,
Вот так вот, защищая честь страны,
Таки, пришлось: хозяину – дать в рожу
И глаз «подправить» у его жены.
Третий сон отца Владимира[1]
«То, что нас не убивает,
Делает нас крепче»!
Тем, кто это понимает,
Жить ничуть не легче.
Нас лупцуют – мы крепчаем,
Нас опять – и мы опять,
И уже почти не чаем,
Так зажить, чтоб не крепчать.