Нам в доме не нужны подобные люди —
с ними надо считаться и стать на равную
ногу;
а у нас любят порабощать и поучать…
И мне не весело, а трудно жить…
И не то слово я употребила:
весело, этого мне не надо, мне нужно
жить содержательно, спокойно,
а я живу нервно,
трудно и малосодержательно».
8 марта 1898 года
(Примечательно, что именно восьмого марта, графиня пожаловалась на
нервную, трудную и малосодержательную жизнь.
Слышите, дамы! Полно вам жаловаться, вы живёте как графиня!)
О подавленном состоянии графини говорили многие, но о причинах сего говорили по-разному.
Старший сын, полагал, это: «расхождение во взглядах,
болезни… ну и завещание». (то есть, дело житейское, да ещё и это завещание).
А, вот, младшая дочь, Сашенька, считала, что попытки матери покончить с собой были
притворством, направленным на то,
чтобы задеть Льва Николаевича.
Намекала, стало быть, дочурка, что матушка… слегка тово…
Приглашенный в Ясную Поляну доктор Россолимо
поставил диагноз:
«Дегенеративная двойная конституция, паранойяльная и истерическая, с преобладанием первой.
В данный момент эпизодическое обострение».
А вот, психиатр Растегаев не выявил «каких-либо психопатологических черт, указывающих на наличность душевного заболевания, ни из наблюдений, ни из бесед с Софьей Андреевной».
(Обычная, знаете ли вещь, одному мужику кажется, что баба эта – «слишком резвая, ненормальная,
какая-то, что ли…», а другой мужик считает, что
«баба – вполне себе:
эмоциональная и вообще…») То есть, вопрос о нормальности Софьи Андреевны не выяснен окончательно;
зато, точно известно, что сорок восемь лет, на протяжении семейной жизни, графиня Софья Андреевна, ради семьи постоянно жертвовала своими интересами, временем и здоровьем, и… (вот он результат, вот она награда)
восьмидесятидвухлетний Лев Николаевич бежал от неё из своего
собственного дома
в ночь с 27 на 28 октября 1910 года.
Супруге было оставлено письмо, в котором он благодарил за совместно прожитые годы и объяснял, что уходит не от жены, а от «Ясной Поляны»: «…Я НЕ МОГУ БОЛЕЕ ЖИТЬ В ТЕХ УСЛОВИЯХ РОСКОШИ, В КОТОРЫХ ЖИЛ».
Софья Андреевна пыталась утопиться в яснополянском пруду.
Её спасли. Она написала мужу: «Лёвочка, голубчик, вернись домой, спаси меня
от вторичного самоубийства».
Толстой ответствовал: «Может быть, те месяцы, какие нам осталось жить, важнее всех прожитых годов, и надо прожить их хорошо».
(Осмелюсь перевести сие сообщение на обыденный язык: «Ты загубила мои
лучшие годы, но теперь я поумнел и хочу другую жену и другую жизнь. Прощай!» Насчёт месяцев Лев Николаевич ошибся. Он прожил ещё 10 дней).
Ох, не торопитесь, господа хорошие,
скидывать бремя с шеи своей,
может статься, только оно вас
ещё и удерживает на свете этом.
Граф хотел раздать всё своё
имущество и отказаться от
гонораров за издание книг.
«А детки-то, Лёвушка! «Графьятки» маленькие, они, есть
хотят!» – возмутилась графиня.
Софья Андреевна считала, что отец не имеет права лишать её детей средств к существованию, она
пригрозила объявить
Льва Николаевича сумасшедшим
и учредить над ним опеку.
Возмущённый Лев Николаевич бежал и, простудившись в поезде, умер на станции Астапово 7 ноября 1 91 0 года.
Вот так она выглядит – «Правда о любящих и образованных супругах, о графе
Льве Николаевиче и супруге его Софье
Андреевне» – та самая правда,
от которой… немного знобит.
Что можно к этому добавить?
Ну разве:
«Человек обязан быть счастлив.
Если он несчастлив, то он виноват.
И обязан до тех пор хлопотать над
собой, пока не устранит этого
неудобства или недоразумения».
Лев Толстой.
Как я провёл лето
(Отчёт о том, как я гостил у
Зои Павеловны и Александра