Тут я почувствовал легкий укол самолюбия. Как если бы какая-то пьянь обозвала меня «мебелью» в трамвае. Вроде бы – что на него внимания обращать? А все равно укололо.

– … Товарищу абсолютно ничего не грозит, ладно-складно? – закончил Кривоног. И стал басовито и нарочито как-то, как в оперетке, похохатывать, оттесняя Ельшинского в глубь коридора.

Ельшинский пытался уцепиться за мешок. Кривоног похохатывал все визгливее, уже не по-опереточному, а как площадной скоморох. Бабка зашныряла со шваброй еще быстрее. Пол стал невыносимо грязным. Я вспомнил свой принцип – не давать себя втягивать в чужие разборки, – и вернулся в «дупло» с неприятным осадком в душе и металлическим привкусом во рту.

Я отсутствовал не более минуты, но здесь кто-то побывал. Стопка бумажек была сброшена с одного из системных блоков, на который я ее переложил с пола, в надежде позднее разобраться. Кто-то рукавом стер пыль с угла стола. На основном мониторе мигала надпись «Диск Z извлечен неправильно». Никакого диска Z у меня и в помине не было. Кто-то залезал на сервер со своей флэшкой, хотя я все время стоял в дверном проеме.

– Что за…? – спросил я себя и выглянул в коридор.

В коридоре никого не было. Ни Ельшинского, ни Кривонога, ни бабки. Пол был сух и стерильно чист. Озоном не пахло. Только мешок стоял, неподвижен и прислонен к стене.

Не дать втянуть себя в чужие разборки. Не дать…

Я медленно подошел к мешку и развязал его. Осыпавшийся остов новогодней елки, безнадежно унылый и неподвижный, уставился на меня застрявшими в пустых ветвях нитками дождика.

§§§

Первые несколько дней я питался припасами, привезенными с собой. Мне хотелось побыстрее разобраться с системой и закончить всю рутину. Поставить текучку на рельсы и пусть себе ползет – такой мой принцип.

И, честно, не тянуло вступать во взаимодействие с новыми коллегами и отвечать на дурацкие бытовые вопросы – вы-откуда-где-живете-женаты-есть-ли-дети. Я не люблю входить в контакт с кучей незнакомых людей, с которыми точно не буду общаться вне этого, конкретного, контрактного проекта. Я просто отрабатываю мой контракт. Этот подход меня всегда сильно выручает, избавляет от чужого влияния на мою жизнь. То ли я выгляжу слишком доброжелательно, то ли у людей никогда нет возможности сходить к психоаналитику, но ко мне все тянутся с изложением частной жизни, до которой мне нет никакого дела, размусоливанием чужих проблем и неурядиц.

Самое забавное, что излагают почему-то мне, а совета по вышеизложенному всегда просят у кого-то другого.

Сегодня, когда последние припасы закончились, я решил сделать вылазку и найти столовую. Надежды на то, что здесь есть эквайринг, не было, но у меня еще оставался небольшой запас «нала», взятый с собой из центра.

Я тщательно запер дверь в «дупло», памятуя о «неправильно извлеченном диске Z».

Коридор был выкрашен тусклой зеленовато-серой краской и уходил в дальние дали. Из любопытства я пошел не к лестнице с коваными узорами, по которой спускался на свой «минус первый» по утрам, а в противоположном направлении.

Через пару минут я понял, что коридор не заканчивается. Здание, видимо, имело огромную подземную часть, хотя и стояло на холме. Двери все были гигантские, похожие на пакгаузные, метра три в высоту. Попадались и гермодвери с вентилями. Некоторые – окрашены серой краской, почти сливающиеся со стенами коридора. Некоторые – обиты дешевым дерматином 70-х, некоторые – свинцом. Все двери – тяжелые, непробиваемые и неотличимые одна от другой. Никаких обозначений на дверях не было.

Пройдя еще пару минут по коридору, я решил постучаться, чтобы спросить дорогу в столовую хоть у кого-нибудь.