– Ох, Вив! – восклицает Тим, в ужасе глядя на меня. – Извини, не хотел тебя расстроить. Это что-то…

– Нет-нет, ты меня не расстроил, Тим. Все в порядке… – Я понимаю, что плачу.

– Это всего лишь крысы, – он обеспокоенно хмурится, подходит ближе к изгороди и внимательно смотрит на меня. – Радоваться нечему, я знаю, но они в наши дни повсюду. Инспектор положит яд в пакетики и закопает в землю…

Я беззвучно киваю, слезы по-прежнему текут у меня по щекам.

– Честное слово, переживать не о чем, – продолжает он с огорченным видом. Родители из них с женой, возможно, и никудышные («В слово „нельзя“ мы не верим», – недавно сказала мне Крисси), но Тим – человек порядочный и доброжелательный. Не подлый изменщик, обманывающий жену направо и налево.

– Бывает и хуже, – добавляет он, когда я вытираю лицо рукавом свитера.

– Дело не в крысах, Тим…

– Да?…

– В другом.

Я поднимаю глаза к матовому окошку ванной, в котором виден свет и где «сокровище» Энди сейчас бултыхается в мыльных пузырях, не подозревая о моем состоянии.

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Нет, извини, все в порядке – насчет инспектора, – выпаливаю я, направляясь к дому, а сама думаю: «Да пусть хоть весь наш сад зальет бетоном, мне по фигу».

В доме я несусь наверх и барабаню в дверь ванной.

– Еще занято! – весело кричит Энди.

– Дверь открой, пожалуйста!

– М-м? – слышится плеск воды. – Уже скоро…

– Энди! – рявкаю я.

– Может, воспользуешься туалетом внизу?

– Не могу.

Сейчас во мне бурлит гнев. Я со всей силой сжимаю его телефон – удивительно, что экран еще цел. Стучусь в дверь еще решительнее: Энди ругается, негромко, но отчетливо, потом снова слышится плеск и демонстративный вздох, когда он вылезает из ванны. Дверь открывается – Он стоит в распахнутом халате, на деревянный пол капает вода.

– Что стряслось?

Я тыкаю в него телефоном.

– Ты что? – Он непонимающе смотрит на меня.

– Я прочитала твои эсэмэски. Только что. От Эстелл.

У меня сжаты челюсти, сердце барабанит в груди. Энди берет телефон не сразу, и по мрачному отстраненному выражению его лица я понимаю, что никакого невинного объяснения этим сообщениям нет.

Астрономическое приложение не заглючило. Никто не взламывал его телефон. Мой муж встречается с этой женщиной, зовет ее «детка», и наш с ним брак уже никогда не будет прежним.

По его словам, это была ужасная ошибка. Выпили лишнего после напряженного дня на конференции в Манчестере, которая проходила в октябре: «Все набрались, Вив. Сама знаешь, как это бывает, особенно в последний вечер, под занавес».

В октябре! Целых четыре месяца назад! Это шестнадцать недель… сто с… м-м… лишним дней. И «как это бывает», я вообще-то не знаю, потому что в «Флаксико» не ездят на конференции. У нас их даже не бывает. Зато случаются «корпоративные тренинги», которые проводятся на нижнем уровне (в противоположность верхнему), почти в преисподней и в опасной близости к земному ядру, а в остальное время помещение пустует.

В бункере нет окон, ни о каком перепихоне там не может быть речи, и даже алкоголя не бывает – только жуткий столовский буфет, состоящий из сэндвичей с кресс-салатом и так называемым «сырным соусом» (тертый сыр с луком, щедро приправленный майонезом), плюс маленькое липкое пирожное, вспотевшее в целлофановой упаковке. Но дело не в этом. Даже если бы я знала, «как это бывает», не могу представить ситуации, в которой я стала бы спать с кем-то другим. Кража одноразового шампуня из тележки горничной – самый скверный поступок, который я совершила в отеле.

– Общая тусовка в баре, – продолжает Энди, опускаясь на диван. – Все бухие, выпивка на халяву, ситуация вышла из-под контроля…