Поскольку совместное постижение Божественного порядка мира образовывало смысловой стержень в жизни великокняжеской четы, Сергий и Елисавета с первого дня искали ту максиму в приложении сил, которая приближала бы их к Богу. И нашли ее в понятии «благотворительность», помня мысль св. Иоанна Златоуста, что нет иного средства, которое так уподобляет нас Богу, как благотворительность. Сквозь вихрь балов и встреч первых лет совместной жизни Сергий и Елисавета всегда остро чувствовали суть философской интерпретации вечного и временного, безграничного и локально замкнутого.

Очень настороженно относились они к такому интересному для многих инструменту жизненного успеха, как лесть. Иван Ильин справедливо замечал: «Чем выше духовный уровень человека, тем безразличнее для него лесть, тем осторожнее приходится быть льстецу, тем тщательнее надо маскировать, скрывать свои уловки»[151]. Сергий и Елисавета, будучи с юных лет духовно зрелыми личностями, легко преодолевали искушение подобных встреч.

Еще более невыносимы были им пошлые люди. Они видели (об этом убедительно писал И. Ильин), что «лишенная святого пошлость может ко всему примазываться, во всем укореняться; а там, куда она проникает и где ширится, вырождается все – как в отдельном человеке, так и в жизни целых поколений»[152].

Полноценная церковная жизнь, разносторонние творческие наклонности, бытие во внутреннем неведении зла создавали надежный заслон проникновению в их духовный мир подобной нечисти. Они с первых дней совместного бытия помнили непреложную истину – есть счастье праведное и счастье грешное. В этой связи справедливо вспомнить замечание Н. С. Лескова: «Праведное счастье ни через кого не переступит, а грешное все перешагнет»[153].

С таких позиций начиналось строительство совместной жизни, не нарушающей гармонию целого, преодолевающей соблазны ветхого человека.


В соответствии с Указом Святейшего Синода митрополит Московский Иоанникий благословляет настоятелей храмов совершить коленопреклоненные молитвы и трехдневный колокольный звон. ЦИАМ. Ф. 46. Oп. 2. Ед. хр. 242. Л.


Великая княгиня Елисавета Феодоровна. Фотография. 1887 г.


Великие князья Сергей и Павел Романовы. Фотография. 70-е гг. XIX в.


Портрет Императрицы Марии Александровны. Художник А. Г. Рокштуль


Сергиев дворец (дом Белосельских-Белозерских). Современная фотография


Главный воспитатель Великого князя Сергея Александровича Дмитрий Сергеевич Арсеньев. Фотография. Середина XIX в.


Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Нижней Ореанде. Мозаичный образ Спасителя в куполе храма


Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Нижней Ореанде. Мозаичный образ Покрова Пресвятой Богородицы. Фрагмент


Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Нижней Ореанде


Харламов. Император Александр II. Холст, масло. 1874 г.


Портрет Императрицы Марии Александровны. Художник Ф. Х. Винтерхальтер. Холст, масло. 1860-е гг. Дармштадт. Музей земли Гессен


Великий князь Сергей Александрович и Великая княгиня Елисавета Феодоровна. Фотография


Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Нижней Ореанде. Мозаичный образ Покрова Пресвятой Богородицы


Глава 3

Петербург. Вхождение в мир русской культуры

3.1. Образ дома

После спокойной, размеренной жизни в Ильинском Елисавета Феодоровна сразу погрузилась в бурные ритмы петербургского бытия в его различных образах – политическом, религиозном, военном, историко-культурном, обыденном, художественном. Последний был ближе, понятней Великой княгине, вызывая особый интерес. В облике Северной столицы во второй половине 80-х гг. ХIХ в. происходили большие перемены. Эти перемены получили убедительное отражение в трехтомной энциклопедии «Три века Санкт-Петербурга». Ее авторы отмечают, что в 1880-1890-е гг. облик города начинали определять не дворцы и особняки, а многоэтажные доходные дома. В это время, с одной стороны, торжественные интерьеры сменялись домашними интимными. С другой, несмотря на усилия талантливых создателей уникальных произведений декоративного искусства, авторские работы все более настойчиво вытесняли мануфактуры и фабрики, где налаживалось серийное производство художественных изделий.