– Все помнят, что надо делать? – строго вопросил Гэдор.

– Бояться и сражаться, – белозубо осклабился Мар.

Следопыт скрестил на груди руки и нахмурился.

– Ладно-ладно, – примирительно вскинул руки упырь. – Что, уж и пошутить нельзя? – И нарочито уныло отчеканил: – До ледяной проплешины все страхи держим при себе.

Гэдор кивнул. Но Мар снова не выдержал:

– А что, если ма-а-алая толика страхов всё же останется?

– Тогда Зод Гурох отыщет нас раньше времени, – отозвалась Харпа и хмыкнула. – И того, кто боится сильнее, сожрет.

– Довольно! – сдвинул брови следопыт. – Никто никого не сожрет. А вот одним кровожадным чудовищем на свете станет меньше.

– Гэдор дело говорит, – отозвался Берог. – Идемте, пока погода нам благоволит.

Путники двинулись вперед.

Хейта шла молча. Она думала о предстоящей схватке, и ее, помимо воли, одолевала смутная тревога. Ей никогда прежде не доводилось делать то, что они задумали. Способности Чар – то еще веселье. Постигать их было всё равно что блуждать в тумане.

А путники шли и шли витиеватыми мерзлыми коридорами. Казалось, нынче колючие льды взирали на них точно голодные стервятники в ожидании побоища. Ветер разыгрался и завывал, словно полоумный.

Наконец впереди показалась знакомая проплешина. Путники расположились кругом, притаившись за льдами. Хейта же схоронилась на тропе, которой по ошибке пошла вчера. Здесь она могла спокойно творить свое волшебство.

– А теперь вспоминайте всё, что пугает вас до полусмерти, да поживей! – крикнул Гэдор.

– К чему такая спешка? – отозвался Мар.

– К тому, – едко заметил Гэдор, – что я не горю желанием отморозить задницу!

Харпа весело хмыкнула.

– Веский довод.

Упырь беззаботно пожал плечами.

– Ну, я на этот холод плевать хотел.

– А я вот не прочь поскорее оказаться в тепле! – отозвалась Хейта, старательно перебирая в памяти то, что вызывало в ней страх.

Время тянулось медленно. Снег продолжал сыпать. Назойливый холод норовил пробраться под одежду. Берогу и Мару мороз был нипочем. Другие сперва держались стойко. Но постепенно не только Хейту и Гэдора, но даже Харпу, Брона и Угоя, привыкшего к морозам, начала пробирать мелкая дрожь.

– З-знаешь, Г-гэдор, – простучала зубами Харпа, – ты не з-зря б-боялся ок-колеть. Д-думаю, мы уж-же на полп-п-пути.

– Это не дело! – встревоженно воскликнул Мар. – Давайте разожжем костер. Так себе засада получится, если вы все замерзнете!

– П-поддерживаю, – отозвался Угой.

– Д-да, идея и впрямь неп-плоха, – рассудил Гэдор.

– Вот и славно! – отозвался упырь. – Отогреетесь, в себя придете, а там, глядишь, и Зод Гурох объявится.

– Мар, – окликнул его Брон.

Но тот был так увлечен, что не расслышал его и продолжил как ни в чем не бывало:

– Мы с Берогом будем стоять на стреме, а уж вы грейтесь в свое удовольствие.

– Мар! – грозный голос волка-оборотня заставил-таки упыря умолкнуть.

И в нахлынувшей тишине путники отчетливо услышали треск ломающегося льда. Они замерли, тотчас позабыв и о холоде, и о костре.

Треск приближался. Внезапно из снежной пелены вынырнула свирепая уродливая морда.

Там, где должны были быть глаза, бугрилась кожа, без шерсти, грубая, как поверхность морских камней. Широкие темные ноздри жадно втянули морозный воздух. Зод Гурох повернул голову сперва в одну сторону, потом в другую. Сомнений быть не могло: их заметили.

– Хейта! Сейчас! – громогласно крикнул Гэдор.

Девушка шагнула в центр проулка и вскинула руки. Ладони ее тотчас окутал чистый мерцающий свет. Глаза засияли, на лице тонкими линиями разгорелись веточки вишни.

Свет достиг кончиков девичьих пальцев и метнулся дальше, устремляясь к замершим в ожидании путникам. Он проник в их широко раскрытые глаза, просочился сквозь кожу и кости, пробираясь в потаенные уголки разума и сердца, впитался без остатка, и воздух снова сделался блеклым и серым. Только ладони Хейты продолжали слабо светиться.