– Кажется, не сплетня это была, – рассуждал Петр, в мертвой тишине, – нет, не сплетня, уж очень непривычно яростно, изводил себя в бешеном крике, староста. Почувствовал, сука, запах жареного, воротник туговат, становится, предвкушает веревку на шее, а петля затянется, рано или поздно, обязательно должна затянуться.


Беда, одна не приходит, – всем известный факт. – Пришла беда, отворяй ворота, – часто повторяем мы банальную фразу, именно тогда, когда напасти следуют одна за другой, порой, независимо друг от дружки, а, зачастую, не имея причинно-следственной связи. Наверняка, и у других народов есть, возможно, в другой форме выраженные, наблюдения этой закономерности. А, о нас и говорить нечего. Приученные, многолетним опытом, великих перемен, когда неприятности посещали нас, с регулярным постоянством, мы и не сомневаемся, порой напрасно, что беда пришла – жди беду следующую. Совсем наоборот мы относимся к приятным событиям. Тот же опыт нам подсказывает, – не радуйся очень – спугнешь. Не напрасно, в нашей речи твердо закрепилось словосочетание «нечаянная радость», то есть; незаслуженная, совершенно случайная, без всякой на то причины, свалившаяся нам на голову. Вряд ли, найдется какой-нибудь, наивный русский, у которого, ненароком, промелькнет мысль, – а вдруг, радость пришла, а следом еще и еще. Тем более, глупо надеяться на серию приятных новостей, которые могут вызвать радостные чувства, у людей, находящихся в жутких условиях вражеского плена, на грани выживания. По этой причине, новость, об успехах Красной армии, притом, возникшая в такой подходящий момент, воспринималась, большинством обитателей лагеря, с нескрываемым восторгом, как чудо. Но все понимали, что их реакция на новость слишком бурная, и не может остаться незамеченной лагерным начальством. Понимали и то, что, совсем скоро, неминуемо последует наказание, и за фиаско немецких войск под Москвой. Но особенно за то, что, об этом стало известно, самым обездоленным и бесправным, но все же советским людям, которые, и в этом аду, в большинстве своем, остаются преданными своей измученной Родине. И когда, на следующие утро, малорослый молодец, среднеазиатского обличья, сиплым голосом стал выкликать по номерам пленных, которые должны будут остаться на месте, после построения, Петр подумал, – вот он, ответный ход. Не стали фрицы откладывать в долгий ящик, это вам не русский Ваня, что долго собирается отомстить, пока совсем не забудет. Он обреченно ждал, когда произнесут его номер, приготовившись к худшему. Прозвучала команда, – остальным разойтись по своим местам. Толпа «счастливчиков», в одно мгновение, увлекла его за собой в душный, но казалось, спасительный, на четверть опустевший, барак. В тревожной тишине, слышно было, как колотится растревоженное сердце. – Спаси меня Господи, – неожиданно прозвучало в нем, однажды под бешеным обстрелом, сказанное одним из его однополчан, совсем еще мальчишкой. Он помнил, что тот, видимо усмотрев во взгляде Петра нечто, вроде изумления, тут же добавил, – в окопах не бывает атеистов.

– Семьдесят восемь, двадцать три, – разорвал тишину истошный вопль, вломившегося в барак старосты, сопровождаемого, двумя дюжими надзирателями, – ты что, баран, оглох совсем или хитро-мудрый такой, из строя свалил, думал, авось забудут о тебе?

– Да не расслышал я видно, когда меня выкликали, – причитал несчастный, совсем щуплый, изможденный мужичок, прикрывая голову обеими руками, что никоим образом, не спасало его от многочисленных тумаков.

– Давай, мухой в строй, покупатель ждать не будет, у них такого мусора, вагон, и маленькая тележка, – продолжал орать староста, – бегом, еще спасибо скажешь, если не расстреляют. – Ну, а вы, что шары выпучили, интересно стало? – Не волнуйтесь сверх меры, не сегодня, завтра, и ваша учесть решена будет, – завершил он более сдержанно, закрывая дверь барака за собой, предварительно, пропустив пленного, сопровождаемого надзирателями. Взбудораженный, уже который раз к ряду, заметно поредевший, контингент, вновь, но теперь уже ненадолго, погрузился в ту же, господствовавшую над ним, еще некоторое время назад, тишину. Всех, кто способен был еще, хотя бы слегка, соображать, интересовало, – что же может означать, в данной ситуации, простое слово, «покупатель». А главное, чего ждать, от этого самого «покупателя»? Барак, медленно, но верно, наполнялся приглушенным шепотом. На нарах, в разных углах, высказывались и обсуждались различные варианты. Смысл большинства мнений сводился к тому, что покупать собираются их родимых, только непонятно, за деньги, или что называется, фигурально выражаясь, чтобы больнее, ударить. То есть, торговать будут как вещью, как скотом, или как рабами на невольничьем рынке, кому как больше нравится, тот так и понимай. Промелькнула еще одна, не пустяшная мысль, – жить будем, во всяком случае, пока, ибо, глупо приобрести раба, чтобы тут же его и загубить. Все эти догадки, спустя всего час, подтвердил один из двоих, вернувшихся на свое привычное место, пленных: