Евгения подругу не узнавала. Такое состояние внутренней тишины и странного, подозрительного спокойствия бывало у Глафиры нечасто. Это случалось в минуты сильного душевного потрясения, неожиданного волнения или перед надвигающейся бурей.

Евгения точно помнила, что такая отрешенность была у Глафиры после смерти бабушки, после расставания с Глебом и после выпускного вечера в школе. Подруга затихала, словно сосредоточивалась, концентрировалась, собиралась с духом, выбирала дальнейший путь и способ существования. Она не разговаривала, молчала целыми сутками, ела много сладкого и не брала трубку телефона.

Женьке все это не нравилось. Во-первых, она переживала за свою взбалмошную подругу, во-вторых, хотела быть в курсе всех ее дел, и, в-третьих, считала, что Глаша, по доброте душевной своей, не умела за себя постоять. И явно осознавала, что никто, кроме нее, Глафиру не защитит.

Евгения видела, что после неожиданного случая у входа в известный торговый центр Глафира присмирела. Она все время о чем-то думала, отвлекалась от разговоров, долго гуляла по улицам со своей собакой Федором. На все расспросы Женьки она лишь пожимала плечами и загадочно улыбалась, чем сразу выводила подругу из себя.

– Что ты молчишь? – нервничала Евгения. – Что с тобой случилось там, за городом?

– Ничего, – отводила глаза Глаша.

– Как ничего? Отчего ж ты все время грустишь?

– Не грущу я, не выдумывай.

Прошел день, два, три… Прошла неделя. И тогда Евгения, как обычно, пошла в наступление. С утра она, сговорившись с Глашиной мамой, заехала за подругой, когда та еще спала. Ничего не понимая, Глафира села в пижаме на кровати, сонно потирая глаза.

– Ты спятила, Женька? Что ты там еще выдумала? Дай выспаться!

– Вставай, лежебока, – Евгения безжалостно потянула ее с кровати. – Иди умывайся. Но косметикой не пользуйся!

– Почему это? – Глаша подозрительно прищурилась. – Мы в баню, что ли поедем?

– Нет, – ухмыльнулась довольная подруга, – не в баню.

– А куда?

– В салон.

– Зачем? – насторожилась Глаша.

– Я решила, что сегодняшний день мы посвятим тебе!

– Как это? Что значит, посвятим?

– А вот так, – захохотала Евгения. – Будем поднимать тебе настроение, приводить тебя в чувство, украшать и одевать.

– О, боже, – ужаснулась Глаша, – только не это! Я остаюсь дома!

– Ну, уж нет, – Евгения оглянулась на свою сообщницу, маму Глаши, и подмигнула ей, призывая на помощь.

Вера Павловна сразу кинулась в бой:

– Конечно, Глашенька, сходите, погуляйте, развейтесь…

– Мама, да от чего отдыхать? У меня полно дел, и мой единственный выходной я не хочу провести в салоне!

– Ну, все, хватит сопротивляться, – Женька подтолкнула подругу к ванной. – Давай, быстро!

Схватившись за голову, Глаша застонала, но все-таки встала с кровати, собралась и, тихо покряхтывая, потащилась за Евгенией.

Женька устроила подруге феерический день. Сначала они приехали в шикарный салон Евгении. Здесь Марк, лучший стилист, холеный молодой человек, избалованный богатыми клиентками, критически оглядел свою подопечную. Поджав губы, скептически осмотрел ее лицо, волосы, одежду и недвусмысленно хмыкнул, но, поймав сердитый взгляд хозяйки, тут же улыбнулся, не решившись озвучить свои истинные мысли. Манерно вздохнув, он жеманно повел плечами.

– Цвет вы, естественно, менять не захотите?

– Нет, конечно, – испуганно вскочила с кресла Глаша. – Я за свой рыжий даже в бой пойду!

– Понятно, – демонстративно вздохнул стилист. – Тогда что? Моем голову, стрижемся и укладываем?

– Только самые кончики, – умоляюще посмотрела на него Глаша. – Не убирайте длину.

– Ты, Марк, девушку не пугай, – властно оборвала гламурные рассуждения мастера Евгения. – Приступай к делу. Не просто укладываем, а делаем такую прическу, чтобы все мужские особи оглядывались.