Я чувствовала себя той тупой и сексуальной рыбкой с губами на пол лица из какого-то психоделического русского мультфильма*, просмотренного в глубоком детстве. Но странное ощущение от него залегло где-то глубоко в душе и теперь, вдруг, вышло наружу. Бр-р-р!

- Злат, может ты накинешь что-нибудь? - хрипло посоветовал Виталий и отвернулся к окну. Очнувшись от его слов, я пулей полетела наверх и чуть не растянулась на лестничной площадке второго этажа, споткнувшись о любимый мамин цветок в огромном каменном кашпо.

- Ты там жива? - донёсся снизу его глубокий голос. 

- Да! - крикнула я, хотя, возможно, умереть со стыда - не худший вариант в моём случае. 

Схватив первый попавшийся халатик, трясущимися пальцами туго перетянула его на талии и на негнущихся ногах поспешила вниз. 

А ведь он тоже молчал те первые несколько секунд, пока в моей голове творилось вся эта психоделическая белиберда!

- Злат, я спиртное привёз. Поставил на кухне. Отец тебе, наверное, забыл сказать. 

- Э-э... Вообще-то он сказал, что вы приедете в обед...

- Да... Но получилось раньше. Извини... Я стучал, но ты не открывала, поэтому... - он снова откинул волосы назад. - Дверь была не заперта... 

- Я была в наушниках... - взгляд блуждал по комнате, потому что я не решалась посмотреть ему в глаза. 

- Да, я понял... Ну тогда пока? До Рождества!

- До Рождества. - промямлила я, чувствую что вот-вот и сердце выпрыгнет из груди и поскачет по ковру, как маленький резиновый мячик.

 

*  *  *

Канун Рождества не особо радовал. В этот год всё было по-другому. Нас осталось трое. И у всех на душе были раны, булыжники, пепел прошлой жизни и угрюмые, серые мысли, покрытые туманом неопределённости. Моя душа терзалась приближением субботы - того дня, когда Виталик должен будет улететь в Дубай. А ещё душу тяготил мой собственный отъезд обратно в Нью-Йорк. 

Неминуемая разлука давила и угнетала. Растворяла все праздничные мысли, как сахар, но слаще не становилась.

- Пап! Может что-нибудь ещё приготовить? Ты знаешь, что любит Виталий? Хочется его немного порадовать. А то совсем сник. - крикнула я отцу, поправляющему декоративный рождественский венок на двери.

- Я не знаю, дочка. Приготовь, что сама любишь.

- Папуль... - я стояла уже около него и нервно заламывала руки от того, что хотела сказать. - Я хочу перевестись в Лос-Анджелес. - получилось "с места и в обрыв".

- Как? Ты же так хотела учиться в Нью-Йорке, Злата!

- Знаю, но... Ты теперь тут один... - не люблю врать, но не говорить же правду, заключающуюся в том, что я хочу вернуться домой из-за его друга-вдовца. Похитившего мой разум и сердце. - Да и Нью-Йорк мне не нравится.

- Не нравится Нью-Йорк? Серьёзно? Ты - первая, от кого я это слышу! - смех отца загрохотал на всю гостиную. Удивительно, но именно в правде он и усомнился. 

- Да пап. И можешь не отговаривать. Я уже всё решила.

- Но, насколько я знаю, в середине учебного года перевестись не получится. 

- Знаю, папуль. Я доучусь этот семестр и вернусь.

- Как хочешь. Хотя, может ещё и передумаешь... 

Вряд ли! - внутренне усмехнулась я. 

- Ну а вдруг у тебя там появится парень. - осторожно зашёл он. - А как же Тодд? 

- Папа, не начинай! - от его слов я загорелась, как спичка. Вот ещё! Теперь отец постоянно будет вспоминать про него? 

- Ладно-ладно. Замяли! - в последний раз усмехнулся он и вышел на улицу.

 


* Имеется в виду советский мультфильм "В синем море, в белой пене" 

21. Глава 21

Рождество, кажется, добило всех. Даже мой кулон-сердце, который так некстати сломался и, падая к ногам Виталика рассыпался на две половинки. Неожиданность и страх, что его содержимое станет достоянием собравшейся публики, повергли меня в шок. Можно сказать, заморозили на месте. Но даже, если бы не это, всё равно, тягаться с реакцией Виталика - глупо. И иначе, как чудом, не назовёшь, то, что фотография успела выскользнуть из украшения и устроиться под сводом моей туфли. Осталось лишь на пару дюймов передвинуть ногу и скрыть напечатанного Виталика от Виталика реального.