Мы сели на пеньки, и я положила телефон фонариком вверх на третий пенек. После этого взглянула на Динару. Она подобрала свою длинную юбку, чтобы она не испачкалась, и из-под нее показались резиновые сапоги. Я с грустью улыбнулась и взяла ее за руки, которые она сцепила в замок.

– Бедная моя девочка, расскажи обо всем.

Она опустила глаза. Чтобы спрятать слезы? О нет, я этого не вынесу. Только не ее слезы. Я прижала ее к себе, и она заплакала. Это было ужасно. Такая сильная и такая слабая, ребенок, вынужденный стать взрослой раньше срока. Как мне хотелось ей помочь, вытащить ее из царства самодура и кукловода! И даже если Шандора нет в живых, я должна здесь остаться. Ради нее, ради других его дочерей. Я должна что-то для них сделать.

– Простите меня, Лиза, – вымолвила она сквозь слезы, прижимаясь к моему плечу.

– Ты ни в чем не виновата. – Я страстно поцеловала ее в макушку.

– Я обманула вас. Я – предательница.

– Не говори так. Я уверена, ты сделала это не со зла.

– Вы узнали его?

Она отстранилась от меня и посмотрела в мои глаза. В этот раз они были голубые, линзы я не надела.

– Да. Он передал тебе привет?

– Передал. В «Друзья» я не могу зайти: дедушка продал папин ноутбук.

– И телефона у тебя нет?

– Нет, зачем он мне здесь?

Я плакала вместе с ней, но к этим слезам примешивалось и счастье. Шандор жив! Нужно лишь вернуть его имя, его жизнь, его память.

– Расскажи мне обо всем, Динара. С самого начала, и не жалей моих чувств.

Я вытерла слезы с ее лица, поцеловала в лоб. Снова взяла ее за руки.

– Когда вы уехали, папа был на себя непохож. Я сразу поняла: что-то случилось, и спросила у него, почему он мрачный и молчаливый. Он признался, что вы уехали и оставили ему записку. Допытывался у меня, не выходила ли куда-нибудь мама в его отсутствие. Он боялся, что она добралась до вас и как-то припугнула. Но я ничего такого за ней не замечала. А затем он обнаружил мою страничку в «Друзьях» и прочитал нашу с вами переписку. Простите, Лиза, я не хотела.

– Ты не виновата. Я не должна была тебя использовать.

– А потом заболела бабушка. Он возил ее по больницам, они делали разные обследования. Сама бы она не стала, но папа не мог иначе. Это был тяжелый год для него. Врачи сказали, что она умрет, но он все равно боролся за жизнь бабушки. Когда ей стало совсем плохо, мы даже переехали жить в дедушкин дом, чтобы папа мог больше времени проводить с ней. Она почти не ходила и часто жаловалась на боли. Ваш звонок застал его около ее постели.

Я вспомнила, с каким лицом он тогда приехал. Как торопился расстаться со мной. Чтобы провести больше времени с матерью, которая умирала. А я ничего об этом не знала и не поддержала его.

– Я виновата перед твоим отцом: поступила с ним несправедливо.

– Но почему?

Видимо, Шандор ей не открылся. Могла ли я рассказать правду о ее дедушке?

– Твоего отца оклеветали, и я поверила навету. Я никогда себе этого не прощу, и понимаю, почему твой отец не простил.

– Папу оклеветал мой дед?

Ее вопрос упростил задачу, поскольку она догадалась обо всем сама.

– Да.

– Что он сказал?

– Я не могу тебе этого сказать. Прости. Ты разочаруешься во мне.

– Никогда. Но мне было обидно за папу, когда вы его оставили.

Тишина, непривычная для городского жителя, настораживала меня. Мне казалось, что все это неслучайно, и кто-то специально притаился, чтобы нас подслушать. Я присмотрелась к отверстию, через которое мы попали в шалаш, желая убедиться, что мы здесь одни.

– Папа хотел уйти к вам.

Я резко перевела взгляд на Динару. Ее слова прозвучали не по-детски серьезно и спокойно.

– Что значит уйти?