– Он просто пытается задержать нас, – предупредила Эфира. – Могу предположить, что на улице его ждут десяток человек, готовых устроить нам засаду. Он работает на свидетелей. Не знаю, зачем им Чаша, но не для хороших дел.

– Это правда? – резко спросила Партения. Она училась в Великой Библиотеке Назиры – понятно, что она чувствительна к слухам о свидетелях.

– Я был со свидетелями, – признался Илья. – Некоторое время. Пока нахождение в их рядах не перестало быть мне выгодным.

– Ты просто полон дерьма, – сказала Эфира и повернулась к Шаре. – Не верь ни единому его слову. И, ради любви Керика, не выпускай его из клетки.

Шара перевела взгляд с Эфиры на Илью.

– Я думала, все свидетели – радикальные фанатики. Что такого произошло, ты ударился головой и понял, что все это бред?

– Вроде того, – ответил Илья и опустил глаза. – Свидетели, должен признать, на время убедили меня. Иерофан… понимает полностью, что тобой руководит. И использует это с выгодой для себя.

Эфира фыркнула.

– Вообще-то похоже на другого моего знакомого.

Илья проигнорировал ее.

– Некоторое время я внимал всему, что говорил Иерофан. Что одаренным не место в этом мире. Что их нужно истребить.

Нумир напряглась рядом с Эфирой.

– Это святотатство. Одаренные божественны.

Илья повернулся к ней.

– Ты с севера, не так ли?

– Племя Талин, – ответила Нумир.

– Новогардийцы тоже верят в божественных одаренных, – сказал Илья. – Вот почему мне нравилось слышать, что это совсем не так.

– Мы поняли – твои родители тебя не любили, – сказала Эфира, закатив глаза. – Это не оправдывает твоего решения вообще присоединиться к свидетелям. И не объясняет, почему, как ты утверждаешь, ты ушел.

– Ты права, – сказал Илья. – Думаю, ничто не оправдывает меня. Это была юношеская глупость и отчаянное желание почувствовать себя частью чего-то большего, чем я сам.

Похожие слова Илья сказал Эфире, пытаясь убедить ее довериться ему.

– Я нашел цель. Место, где я наконец мог почувствовать себя нужным.

– Но потом Иерофан попросил меня сделать то, что обдало меня холодом до самых костей, – Илья громко сглотнул. – Он попросил меня пытать моего собственного… моего собственного брата. – Он закрыл глаза. – И я… я это сделал. Я так поступил, потому что он сказал, что это необходимо. Что это единственный способ исправить мир. Но когда брат попытался сбежать, я позволил ему. Я сам у себя вызывал отвращение. Я понял, что ни одна причина не стоит того, чтобы делать нечто подобное.

Эфира смотрела на него, прищурившись. Судя по тому, что она знала об Илье, он всегда казался ей настоящим прагматиком, действующим исходя из собственных интересов, а не глубоких убеждений. Если кто и притворялся фанатиком ради личной выгоды, то это он.

Но даже если сейчас он говорил правду, если его верность свидетелям была продиктована личными интересами, верить ему причин не было.

– Так зачем ты ищешь Чашу? – спросила Шара.

– Потому что она нужна свидетелям. И они не рады, что я ушел. Не знаю, для чего им Чаша, но, думаю, если найду ее до них, то смогу выманить Иерофана и убить его прежде, чем он убьет меня.

– Какое удобное прикрытие, – фыркнула Эфира. – То есть, когда ты найдешь Чашу, ты сможешь отдать ее прямо Иерофану в руки и вернуть себе его потерянное расположение.

– В твоем плане проблемка, – сказала Шара. – Ты скорее погибнешь в поисках Чаши, чем от руки свидетелей. Кто-то не хочет, чтобы ее нашли.

– Я готов пойти на такой риск, – ответил Илья. – Более того, свидетели хуже тех, кто защищает Чашу. Поверьте мне.

Эфира фыркнула:

– Поверить тебе? Серьезно? – Она повернулась к остальным. – В последний раз, когда мы встречались, он попытался уговорить меня обманом помочь ему найти брата, а потом попытался меня похитить.