Максу стоило больших усилий не отводить взгляд и держаться уверенно. В горле пересохло, две алые капли просочились из сжатых кулаков. Отчасти он даже был горд собой. Удивительно, но только сейчас он заметил, что лицо Смерти не настолько старое, как он привык считать. Скорее, ее старила лишь напускная суровость. По тонким губам Смерти скользнула едва заметная улыбка.

– Может быть. Пожалуй, да, ты заслужил такое право, – Смерть сделала паузу и еще раз осмотрела Макса с ног до головы, словно сканируя и выявляя дефекты. – Хорошо, считай это поощрением за отличную работу. Позднее я дам знать, сколько у тебя времени. Теперь убирайся отсюда!

Изо всех сил, сохраняя внешнее спокойствие, Макс почтительно опустил глаза и быстро, на сколько это позволяли обмякшие ноги, вышел из кабинета.

Глава 8

Запись №3.

Не представляю, что на меня нашло сегодня. Впрочем, это случилось уже не в первой. И каждый раз я вижу все, словно во сне.

Мне предстояло забрать душу у девушки. Она была еще совсем юной, лет шестнадцати. Нежное лицо болезненно бледное, а руки такие тонкие, что было страшно сломать их одним касанием. Невинное создание даже не испугалось. Наоборот, мне показалось, что она рада мне. Это один из тех случаев, когда Смерть проявляет милосердие и благосклонность. Жизнь девушки была так тяжела, что смерть ей казалась лучшим исходом.

Мы проговорили не меньше часа. Сначала она не поняла, кто я, но у меня не было ни малейшего желания скрывать это. Подумалось, что за час до последнего вдоха каждый имеет право знать, чем все закончится. Моник, так звали девушку, рассказала о своем недуге и тогда я понял, отчего ей вовсе не страшно мое присутствие. Она была так мила и учтива, что я почувствовал к ней даже симпатию.

Моник с большим интересом расспрашивала обо всем, что связано со Смертью и потусторонним миром. И мне было приятно рассказать ей все, что самому известно. Ведь покойники не выдают секреты. А Моник уже была практически таковой. Я поведал ей, как выглядит старуха и как ей дорог потусторонний мир, рассказал, чем я занимаюсь и что Смерти служат не только на земле. Она с упоением слушала про йошо и про русалок, про то, как выглядит душа и зачем старуха тщательно ведет все записи.

Эта душа была так чиста и прекрасна! Губы Моник еще не познали поцелуя. Когда я сказал, как именно заберу душу, сквозь ее мертвенную бледность пробился румянец. Разве она не чудесна? Она мне так напомнила Агнессу. Мы были примерно в том же возрасте, когда впервые поддались искушению. Мне стало даже немного жаль, что первым поцелуем этого невинного создания стал поцелуй смерти.

Бедная Моник страстно желала узнать о другом мире побольше. Но мне нечего было ей рассказать: тем, кто ходит по земле, нет входа в мир духов. Поговаривают, что мы каждый раз, приходя к Смерти, проходим длинный коридор, который ведет в потусторонний мир. Но нам не виден вход туда. Все, что мы видим – это лишь дверь в белоснежный кабинет с алым диваном.

Стоит мне начать об этом говорить, как туман окутывает разум. Дальше все происходит будто под пеленой сна. Неизменно в голову приходит одна и та же мысль – что, если я каждый раз прохожу мимо мамы и Агнессы? Может быть, они видят меня? Хоть и говорят, что умершие не видят наш мир, как и мы их. Вдруг, приходя к Смерти, я сталкиваюсь с кем-то из моих любимых прямо в дверях и даже не подозреваю об этом?

В эти секунды я начинаю ненавидеть старуху больше прежнего, моя злость наполняется новой силой. Она ведь видит нас обоих в этот момент.

В сонной дымке я рассказал Моник о своей боли, поведал, как ненавистна мне моя ноша. Эта невинная, чистая душа так сочувствовала мне, что ее глаза наполнились слезами. Я потребовал найти маму и Агнессу в том мире. Сказать им, что ни на день, ни на минуту не забываю о них. Пусть у меня будет хотя бы слабая надежда на то, что они знают это.