– А, может, мне купить гитару? – мечтательно произнёс Адам, выдернув его из размышлений. – Вдруг гены не подведут?

Том чуть не поперхнулся от неожиданного перехода к теме, которую тот обычно избегал. Определённо, что-то странное витало сегодня в воздухе.

– Ты что же, хочешь из серьёзного человека превратиться в кабацкого музыканта? – хмыкнул он.

– А почему бы и нет? Вы ведь давно выступаете без гитариста. Да и платят в кабаках, как ты говоришь, неплохо.

Том прищурился и внимательно посмотрел на него. Адам до странности не походил на брата ни в чём: внешне и по характеру они с Оскаром настолько различались, что иногда в компании шутили, будто один из них подкидыш. Представить Адама с гитарой на сцене на месте пропавшего брата само по себе казалось нелепостью. Во всяком случае, когда-то казалось. Сейчас Том уже не был так в этом уверен, и, хотя Адам просто веселился, выдумывая дурацкие идеи, он попытался представить, что было бы, если…

– Да не смотри так, я шучу. У меня детская травма: однажды я взял гитару Оскара – просто пощупать, подёргать за струны, а он так орал, будто я решил её поджечь. С тех пор ни к каким гитарам я и близко не подхожу.

– Да уж, к гитаре он относился…

– …лучше, чем ко мне.

Хотя Адам улыбался, печали в этой улыбке было больше, чем веселья. Том не стал с ним спорить, но в глубине души он считал, что все их кровавые распри были просто детской игрой. Обычное дело для братьев, тем более с такой разницей в возрасте. А с другой стороны, ему-то откуда знать?

Адам допил свой кофе и взглянул на часы. Солнце уже садилось за многоэтажками, и почти летнее тепло понемногу уступало октябрьской прохладе. Ещё немного, и они начнут ёжиться от холода, да и сидеть в сумерках среди зарослей казалось сомнительным удовольствием.

– Сворачиваемся? – спросил Адам, и Том согласно кивнул.

Поднимаясь по плохо освещённой лестнице, он чувствовал приятную усталость от хорошо проведённого дня. Странные нотки, всплывшие в их разговоре, уже забылись и никак не омрачали его настроения. Лишь когда Адам запер стулья в кладовке, Тома кольнула грусть. Похоже, лето действительно кончилось, а впереди – долгие тёмные месяцы, полные холода и тревожного ожидания. Ожидания чего, – он или не мог, или боялся себе объяснить, но так уж сложилось, что всю зиму он только и делал, что глушил тревогу и неясные предчувствия.

– Передавай привет Полли, – сказал Адам на прощание, стоя в дверях в квадрате электрического света. – И, если всё-таки у вас появятся вакансии, дай мне знать.

Он улыбался, и Том улыбнулся в ответ и помахал ему, а потом дверь закрылась, оставив его в темноте.

Когда Том шёл через заросшие кустарником дворы к трамвайной остановке, от тёплого дня не осталось и следа. Осень наползала неумолимо, как ядовитый туман, и спрятаться было негде. Он прибавил шаг, чтобы поскорее выбраться из этих безмолвных зарослей, выйти на освещённую улицу, где есть хоть кто-то живой. По вечерам эти запущенные дворы превращались в жутковатые джунгли – люди не высовывали нос из квартир, будто опасаясь чего-то или кого-то, притаившегося в темноте. Том никогда не понимал, почему Адам выбрал именно этот район, – ему хватило бы денег снять квартиру чуть ближе к центру. А в подобных трущобах любого нормального человека преследовало чувство, будто люди здесь лишние. Природа понемногу брала своё, тут и там пробиваясь дикими стеблями сквозь асфальт, разрывая корнями бетон и поселяясь на крышах пятиэтажек. Она наступала – и вовсе не дружелюбно. Казалось, пройдёт ещё десяток лет, и в полуразрушенных домах не останется ничего, кроме кустарника, одуванчиков и полыни.