– Все равно я полечу, – упрямо сказал я начальнику. – Это мечта детства, понимаешь?

– Вот ведь упертый какой! – неодобрительно заметил он.

– Да, мне все об этом говорят. Так вы забросите меня туда?

– Что с тобой поделаешь? Забросим.

– Сколько?

– Пять тысяч. Долларов.

– А откуда такой ценник? – я недоверчиво посмотрел на него.

– Семь тысяч.

Сообразив, что, если вовремя не остановлюсь, то цена взлетит до заоблачных высот, я вынул бумажник и, отсчитав требуемую сумму, протянул ему.

– Михалычу отдай, – хмуро бросил моложавый, поднимаясь. – А я пока пойду, документы выправлю.

И ушел. Я передал деньги старому пилоту, собрал кальку и проворчал:

– Ну и расценки у вас!

– Для тебя же, дурака, старался, – объяснил Михалыч. – Думал, хоть это тебя остановит.

– Ничего меня не остановит.

– Оно-то и плохо.

Переправить меня к указанной точке было поручено как раз Михалычу. Вторым пилотом оказался толстощекий румяный парень лет двадцати двух-двадцати пяти. По всему было видно, что опыта полетов у него маловато – он все время таращился то на приборы, то в стекло, и ни на что другое не реагировал.

За усатого же Михалыча все делали его умные руки, а сам он почти не закрывал рта. Рассказал кучу баек из своей летной биографии, которые я слушал в пол уха – они меня не интересовали. Лишь в самом конце полета он начал говорить что-то существенное:

– Мы тебя на тросе спустим. В той точке, что ты указал, сесть невозможно – тайга, сопки, площадок нет.

– На тросе, так на тросе.

– Все-таки дурак ты, парень. Не боишься?

– Спускаться на тросе? Не в первый раз.

– Нет! Соваться сюда в одиночку?

– С чего вы, вообще, взяли, что эти базы кто-то посторонний сжег? Может, сторожа сами перепились и пожар устроили?

– Так и думали, когда первая база полыхнула. А потом, когда вторая сгорела, стало ясно – не они. Все четверо одно и то же твердили, и сговориться промеж собой не могли. Рассказывали, что сами пытались огонь погасить, да их от реки собаки оттеснили. Похожие на лаек, но здоровые – раза в два больше волков. Не бросались на них, а просто не давали к воде подойти. И все время ухмылялись – клыки показывали. А глаза умные, почти человеческие. Похоже на белую горячку, только на обоих базах одно и то же видели.

Если у меня еще оставались какие-то сомнения относительно присутствия Артемиды в обозначенном квадрате, то после этих слов они окончательно развеялись. Псы были ее. Без них она не показывалась нигде и никому. И я не видел причин, которые бы вынудили ее сменить традицию. Псы – не копье, не щит с головой Горгоны и не пучок молний. Люди сами держали их, так что Артемида в этом плане не очень выделялась. В былые времена, в Греции, ее сопровождала еще свора различного зверья – от медведей до ланей. Вот этим атрибутом ей, скорее всего, действительно пришлось пожертвовать. Но не псами.

Я не знаю, где она брала этих тварей. Как и совы Афины, они были смертны. Однако никто и никогда не видел Артемиду без ее здоровенных псов с по-человечески умными глазами. Некогда у меня даже возникла теория, согласно которой она оставалась девственницей не совсем по своей воле. Просто едва ли найдется мужчина, способный заняться с ней сексом под надзором здоровенных зверюг. Пожалуй, даже у Приапа в таких условиях впервые в жизни случился бы приступ импотенции.

Вертолет завис над живописным склоном, поросшим вековыми кедрами, и щекастый парнишка, надевший на меня «пояс верности», защелкнул на животе карабин с тросом. Потом сдвинул дверь и ободряюще улыбнулся:

– Все в порядке?

– В полном, – заверил я и, подняв с пола рюкзак, покинул борт.