Однако же А.Я. не удовольствовался таким благословением, ибо оно произносилось в тот момент, когда он занят был застегиванием пуговиц и вообще поправкою одежды, чтобы идти в путь.

И так просьба благословения, со сложением рук для его принятия, еще раз повторена была, и в последний раз благословил его, произнося: «Буди благословен во веки, во имя Отца и Сына и Святого Духа».

А.Я. сильно прижал руку мою к устам своим; ему не хотелось выпускать ее. Сочувствуя ему, я облобызал его отеческим лобзанием, вполне сознавая, что он есть гость, пришедший ко мне из другого мира.

И тут стал я вглядываться в него и, вглядевшись пристально, увидел неизменные знакомые мне черты. Только белизна и утонченность изменяли прежний тип. К тому же пот в виде росы покрывал лицо, а глаза при яркости своей выражали утомление и упадок сил душевных.

Вышел он от меня дверью, обращенной к Туговой горе, на которой покоится прах его. За ним следил я с чувством глубокой скорби и с пламенным желанием видеть след его. И что же? Сверх всякого чаяния очутился я на горном хребте, разделенном надвое. С высоты хребта, в глубине расселины, увидел я тот самый замок, о котором вспоминал А.Я.

Замок имел форму параллелограмма. Из четырех стен его только в одной, к югу обращенной, замечен мною малый просвет, да и тот с железною решеткою.

Кроме этого единственного просвета, стены представляли сплошную каменную массу без окон, дверей и даже без кровли. Последнее обстоятельство дало мне возможность видеть, хотя сквозь полумрак, внутренность замка и совершающееся в нем.

Особенно благоприятствовало мне положение мое на окраине горы, поднимавшейся гораздо выше стен. Казалось, что взор мой достигал до самого дна. Но, вглядываясь пристально, я замечал в глубине только мрак, движущийся наподобие черных облаков или волн; но проявления жизни и определенных форм тут не было ни следа.

Наконец душа моя возмутилась: я увидел А.Я., за несколько пред этим минут посетившего меня. Местом же для него служил угол здания, обращенный к северо-востоку.

Он сидел с поникшей головой и поджатыми ногами, а руки сложены были накрест. Одежда же его заключалась в сорочке, проявлявшей белизну даже сквозь мрак. Белизна эта, среди господствующего всюду хаоса, показалась мне чрезвычайным явлением, и у меня родилась мысль, что положение А.Я. не безотрадно, и он имеет некий почет сравнительно с прочими темницы сей заключенными.

Недвижимость же А.Я. дала мне такой вопрос: Неужели душам умерших воспрещено всякое движение и всякая перемена позиций?

И когда, таким образом, мысль моя и взор будто магнитом влеклись к А.Я., какой-то почтенной наружности человек, неведомо как и откуда очутившийся позади меня и стоявший на некотором возвышении, обратил мое внимание в противоположную сторону.

Я заметил, что южная стена, на небольшом протяжении, в части, примыкающей к просвету, медлительно и грозно приподнимается. Вслед за тем в основании стены, на месте подъема или, точнее зева показался на мгновение свет; а внутри вертепа произошло колебание мрака с ощутительным движением воздуха. А еще минута – и все пришло в прежний порядок.

Как ни велико было в эту пору смущение мое, но все-таки я старался разгадать причину совершившегося предо мною явления.

Благодаря таинственному незнакомцу томился я недолго. Со стороны его донеслись ко мне ответные на мою мысль слова. «Это знак прихода новой пресельницы». Обратясь спешно в ту сторону, внимательным взором искал я человека, который рисовался уже в воображении моем Ангелом, свыше посланным; но поиск не привел меня ни к чему. Я видел пред собою лишь безжизненную и страшную пустыню.