– Вот так вам будет легче, – приговаривала шепотом Анечка, заботливо поправляя прибитые дождем былинки и травинки на прежнее место, – вот так.

Юрий заметил, что ребёнок пребывал в прекрасном настроении, несмотря на озвученную проблему. Может это для него сложно, а для дитя всё гораздо проще?

Укладывая уже спать Анечку, отец вдруг спросил:

– Солнышко, а может тебе пойти в детский садик? Через три года тебе уже идти в школу, а в садике ты многому научишься. Там мальчики и девочки твоего возраста, с ними тебе будет интересно играть и дружить. Ну, как ты думаешь?

– Если ты хочешь, папочка, то я пойду в садик, – сонно сказала Анечка, обняв Чиполлино и укладываясь поудобнее на подушке.

– Хорошо, Солнышко, мы ещё подумаем, – шепнул Юрий и натянул одеяло на плечико дочки, – спокойной ночи, малышка, я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, папочка, – зевнув, пробубнила Анечка, начиная проваливаться в чудный мир ярких детских сновидений.

По обыкновению, Юрий ещё посидел возле её кровати, дождавшись глубокого и ровного дыхания своей дочки с еле слышным посапыванием, означающий мирный сон своего сокровища. В который раз он поразился послушности Анечки, она никогда не капризничала, он даже не видел её слёз, после того, как она научилась говорить и понимать. Сам он ни разу не то, что не ругался на неё, даже не повысил голоса, а в присутствии ребёнка не позволял себе резких словесных выпадов в адрес кого бы то ни было. Он создавал вокруг дочери исключительно комфортную и добрую среду. Понимая в глубине души, что такая рафинированная обстановка может в дальнейшем даже навредить Анечке, но он ничего не мог с собой поделать. Он привык один заботиться о дочери с самого её рождения, возводя кругом неё неприступные стены от внешних угроз.

Дочь уснула. Юрий отошёл к книжному шкафу и, сам не совсем понимая, для чего, достал с верхней, недоступной для Анечки полки, альбом с фотографиями. Лёжа в своей постели под мягким светом лампы для чтения, он перелистывал свою прежнюю жизнь, словно пытаясь найти там ответ на сегодняшний сложный вопрос дочери. Вот он мальчишкой в одних шортиках у бабушки в деревне, вот он уже студент на картошке, вот он в компании друзей на море, а вот похороны родителей. Следующая порция фотографий заставила учащённее биться его сердце, а к горлу подступил горький комок. Он тридцати с лишним лет стоит на фоне своей машины вместе с симпатичной девушкой на горном серпантине Кавказа. Затем шли несколько карточек, с которых улыбались, обнимались или купались в пенном прибое моря двое влюбленных – он и та девушка.

– Привет, – шепнул Юрий фотографии этой девушки, смотрящей с неё прямым спокойным взглядом, – привет, милая.

Он погладил фотографию и смахнул предательскую скупую слезу. Потом быстро пролестал страницы со свадебного торжества, на которых эта красавица уже его жена. Перевернув альбом корешком вверх, он положив его на одеяло. Затем Юрий тихо встал, прошёл по тёмной комнате, вслушался в мерное дыхание спящей дочки и вышел на кухню.

– Ну, и чего ты ищешь? – сам себе задал он вопрос, наливая стакан воды. – Ты же никак не вернёшь время. Твоя машина сломается именно тогда, и ты поедешь утром на метро вместе с женой. Ты не задержишься с беременной Аней на входе в метро, и ты сядешь с ней именно в тот вагон. Ты уже не сможешь встать слева от неё, а не справа, как тогда, приготовившись на выход на станции «Лубянка», и взрыв террористки-смертницы убьёт твою жену с не родившимся ребёнком, а не тебя. Зачем ты бередишь прошлое?

У него начало пунктирными стежками пролетать минувшее. Он вспомнил, как, оправившись от контузии, посечённый осколками, почти оглохнув на левое ухо, выйдя из больницы, схоронил свою жену, а потом безбожно и безвольно пил почти месяц. У него всплыло, как снова попал в больницу после неудачной попытки суицида, которой совершенно не помнил теперь. Память доставала из закоулков, как сел в свою уже отремонтированную машину и покатил, куда глаза глядят. Юрий припомнил, как остановился в первом попавшемся месте, чтобы выпить кофе в придорожном кафе возле какого-то незнакомого посёлка. Именно в этом кафе его, убитого горем, с потухшим взором и невидящими глазами глядевшего сквозь нетронутую, давно остывшую чашку кофе и приметила повариха Марфа Петровна. Что тогда она ему сказала, он уже точно не мог вспомнить, но после той беседы Юрий вдруг воспрял духом и словно возродился из пепла, как птица Феникс. Он бросил престижную должность в крупной автомобильной фирме, продал хорошую городскую квартиру и обосновался здесь, купив участок земли возле дороги, построив дом и автосервис. Пока велось строительство, Юрий даже жил в доме Марфы Петровны. Добрая и мудрая женщина заботились об этом несчастном почти сорокалетнем мужчине, как о собственном сыне. Её родной сын давно уехал и почти не общался с матерью, а муж Марфы Петровны спился ещё в прошлом веке.