А эта женщина кого-то сильно мне напоминает из прошлой моей жизни не в России. Еë бальзаковский возраст уже позади. Она всегда солидно одета, зимой в мехах, летом в лёгких достойных одеждах, всегда как будто куда-то спешит (очень возможно, что спешит на самом деле), всегда со всеми приветлива, кого знает, всегда улыбается всем, всегда на секунду-другую остановится у кого-нибудь из продавцов перекинуться парой-тройкой словечек, всегда очень быстро потом исчезает, оставляя загадочный шлейф за собой из чего-то лишь мельком подсмотренного, лишь краешком уха уловленного, лишь легонько дотронувшегося до твоих потаённых глубин.

Эта женщина тоже немолода и тоже всегда обращает внимание на себя хорошей одеждой. Но, в отличие от предыдущей, она одевается дорого-модно. Всё как будто бы по последнему писку. Женщина высока, стройна, ходит павой почти и… всё время трясёт головой. У неё какой-то недуг, что-то с нервами, как думается на первый взгляд. Она тщательно и неспешно осматривает то, что предлагается на прилавках, и, видимо, не найдя ничего подходящего, так же тщательно и неспешно отходит. У меня очень много не сходится, когда я смотрю на неё. Еë вид отдаëтся мне одновременно почтенной графиней и чудачкой, практически выжившей из ума.

Вот ещё один мужской персонаж. С сильно синим лицом, сгорбленной спиной, согнутыми коленями и весьма любопытной походкой, словно он решил присесть на унитаз, но тут же передумал и пошел вперёд.

Он всегда и всё ненавидит, кроме Гитлера, кажется, потому как однажды он так залихватски зиганул, что я, наверное, была бы сильно в шоке, если б в какую-то из предыдущих встреч он не предложил мне написать икону с этим душегубом, мол, это именно благодаря ему Россия хоть немного поднялась.

От него всегда разит спиртным и сквернословием, и он спец по собиранию банок из-под пива. Но, однако же, надо признать, что товарищ весьма креативный. Оказалось, что мы с ним живем в близлежащих домах, и поэтому нет-нет да встретимся. Поначалу я с ним здоровалась просто из вежливости, но потом, поняв, что ему сие не надо вобщем, стала с ним здороваться забавы ради – что же он ответит мне на этот раз.

– Доброе утро.

– Какое оно нах..р доброе?

– Здравствуйте!

– Чегоооо???

– Здрасте.

– Ага.

А однажды он снизошёл до целого разговора со мной, когда я увидела его везущим целых два мешка чего-то на тележке. Нетрудно было догадаться чего именно, но я полюбопытствовала всё же:

– Здравствуйте! Добычу везёте?

– Чегооо?

– Говорю, вон сколько банок насобирали.

– А, да.

– Неужели выгодное занятие?

– Смотря как собирать. Ходит тут одна дурочка, напихает в пакет целиком и довольная. Кто же так собирает, надо топтать их, тогда больше влезет. Дура, одним словом.

– Выходит, конкуренция имеется?

– Да какая конкуренция. Так, идиоты (крепче слово использовал на самом деле).

– И на что хватает?

– На всë хватает. На выпить и ещё на любовницу остаётся.

– Ого!

Я хохочу.

– Ну, будь здорова, боярыня, – вдруг говорит он, и это звучит как-то странно, по-доброму, даже по-родственному, и что ещё страннее я, почти не колеблясь, ответствую:

– И вам, батюшка, не хворать.

Мы расходимся, а у меня ощущение, что мы уже пересекались так когда-то, только не в этой жизни, какой-нибудь другой.

Сказать, что он идёт неспешной походкой, наверное, будет неверно. Он словно плывёт, точнее как бы проплывает, и вроде бы мимо тебя проплывает, но при этом есть чувство, что всё его внимание принадлежит тебе. Он как бы замедляет собой всё вокруг, и взгляд его словно бы в незначительном удивлении задерживается на тех, кто попадается ему на пути. В его движениях есть какая-то пантомимность, во взгляде смесь вопрошания с одобрением. Мол, смотри, я смотрю на тебя, и ты тоже смотришь и видишь, что я смотрю, как ты смотришь. Ну разве же это не глубокомысленный диалог? А то, как я несу себя мимо, разве не дань уважения тем, мимо кого я иду? И разве не честь для меня и для них вот так идти мимо друг друга? А, кстати, кто-нибудь в курсе вобще, куда мы тут все дружно идём?