Когда ты станешь Богом Наталия Доманчук

1. Жизнь всегда происходит сейчас…

 

4 апреля, 2014 год

Марина стояла на мосту и, ежась от холода, смотрела в мутную рябь реки. Колючий ветер беззвучно теребил ее и без того запутанные волосы. Бледный свет луны безуспешно пытался пробиться сквозь грязные облака. Марина вдруг подумала, что мост — это переход. Переход не только от одной части города к другой, но и от одного периода жизни к другому. И сейчас она его пройдет и все изменится.

Марине сегодня исполнилось сорок, и ей впервые захотелось побыть в этот день в одиночестве. На счастье ее мать, Светлана, еще на прошлой неделе уехала лечить нервы в подмосковный санаторий, а лучшая подруга и двоюродная сестра в одном лице не сразу, но согласилась с таким «глупым» решением именинницы.

Этот день начался, как обычно, с будильника. Хотя зачем он был нужен, когда Марина и так просыпалась за час до его настойчивого раздражающего звонка? Возможно, она подсознательно хотела, чтобы было так, как тогда, когда она была счастлива? Хотя прекрасно понимала, что это невозможно. Уже никогда. Но и сил поменять эту ненужную деталь в своем расписании тоже не было. Надежда всегда сильней наречия «никогда».

Просунув ноги в тапки, она направилась в ванную, увидела себя в зеркале и вздохнула. Да, то, что отражалось там, ее не радовало: рыхлое тело, жиденькие волосы, непонятного цвета глаза — то ли болотные, то ли карие. Вдобавок к этому еще и вздернутый нос картошкой. «Маленькой картошкой», — успокаивала Марина себя, но утешение это было так себе. Одним словом, не красавица. И, если честно, со своей безликой внешностью она давно уже смирилась.

Натянув на себя спортивный костюм и обув кроссовки, она направилась в булочную и долго стояла перед яркой витриной. Ей очень хотелось не ошибиться и порадовать себя действительно вкусным десертом. Выбрав аппетитный белый бисквит с шоколадным кремом и два эклера, она поплелась домой.
Там она зажгла две свечи с цифрами «четыре» и «ноль», сама себе спела «Хэппи бездэй», загадала желание, которое никогда не исполнится, задула свечи, отрезала кусок торта и не без удовольствия его съела.
Потом зазвонил телефон. Это была ее лучшая подруга.

— Солнце мое, с днем рождения! — закричала она в трубку. — Ты самая лучшая, красивая и любимая женщина в моей жизни! Хочу, чтобы ты всегда была рядом и радовала меня своей теплотой и заботой!

Марина еле сдержалась, чтобы не разреветься. Может, ей действительно стоило поменять свои планы, пригласить сестру, поболтать с ней, хоть немного поднять настроение? Зачем куда-то ехать и бередить раны? Это как приходить на свежую могилу и перебирать рукой рыхлую землю…

Марина сглотнула горький комок в горле и ответила:

     — Спасибо, дорогая моя. Я тоже счастлива, что вы с Лизой есть в моей жизни!

     — Как ты? Не передумала? Может, я приеду? Тортик тебе привезу, а? Ну что за дурацкая идея тебе пришла в голову — быть в свой день рождения одной?

— Нет, Катюнь, спасибо. Со мной правда все нормально, — врала она складно, даже не запнулась. — Я купила себе торт, слопала пару кусков… Все отлично, я тебя уверяю. Сейчас эклеры доем — ты же знаешь, как я их люблю, — и завалюсь смотреть сериал. Просто хочу сегодня побыть одна. Тем более мама уехала, некому мне читать морали о моей непутевости.

— О да, лови момент. Как следует отдохни от своей маман!

— Так и сделаю! Сейчас сяду и подумаю, как стать чище и добрее. Спасибо ещё раз за поздравления.

— Ладно, отдыхай! Целую тебя в твои мягкие щечки!

— До встречи, Катюнь!
Марина отключила телефон и положила на тумбочку в коридоре. Посмотрела в зеркало, и, конечно же, не увидев там ничего нового, решительно направилась в комнату. Она быстро надела джинсы и свитер. В прихожей, обув ботиночки, набросила плащ и повязала клетчатый шарф.

Марина осмотрелась: в этой квартире она прожила более тридцати лет. Вот на эту скамеечку когда-то ее сажал отец и помогал зашнуровывать ботинки. Сколько замечательных историй и рассказов помнят эти стены, прожившие вместе с ней самые разные обстоятельства, пропахшие воспоминаниями, огорчениями и простыми радостями жизни. Эти сладкие моменты детства на секунду смутили ее своим запахом счастья, но в тот же момент сознание выдало сцены последних пяти лет, и она едва слышно выдохнула, только сейчас поняв, что задерживала дыхание в отчаянной попытке справиться с нахлынувшими эмоциями.
Ноги задрожали, ей захотелось присесть, обнять себя за плечи и зарыдать. От безысходности, от одиночества. Марина не понимала, как люди могут любить полное уединение? Ей это казалось сиротливостью, обделенностью, она сразу начинала себя, бедную, жалеть, а уж слезы после этого недолго ждали выхода и всегда обрушивались водопадом.

Когда она вышла из подъезда, моросил противный, холодный, хоть и весенний дождь. Подняв воротник плаща и покрепче завернувшись в шарф, она направилась к метро, а еще через полчаса сидела в электричке и вспоминала свое детство.

Ее жизнь была сложной с самого начала. От матери она всегда слышала, что была нежеланной и все девять месяцев являлась угрозой ее здоровью. Поэтому Светлане пришлось всю беременность провести на сохранении, чтобы явить миру свою вторую дочь. Являлась Марина тоже долго – двое суток: почти сразу начались какие-то осложнения, но они с мамой справились и с этой задачей.
Несмотря на это, детство у Марины было счастливое и беззаботное. Ведь когда ты мал, можно просто быть собой и ни о чём не беспокоиться. Не нужно быть всегда начеку, не нужно вести умны высокоинтеллектуальных бесед и думать, что тут надо промолчать, а вот здесь блеснуть эрудицией, чтобы произвести хорошее впечатление на собеседника.

В начальных классах Марина была круглой троечницей. Отец всегда с радостью помогал ей, но результаты все равно оставались нулевыми. Иногда в ее дневнике проскакивала четверка, но последующая двойка все возвращала на круги своя.
Она делала домашнее задание не час-два, как ее одноклассники, а вдвое дольше. Больше всего ненавидела учить стихи. На самое простое четверостишие у нее уходило полчаса, а иногда и час. Она не просто заучивала стихи, а зазубривала каждое слово, находя на него ассоциации, и только благодаря своей усидчивости, получала тройку.

Однажды она услышала, как одна учительница пожаловалась другой:

     — Эта Власова такая бездарная! Как у такого гениального отца родилась такая посредственность? Он ведь лучший хирург в городе!

     — Видимо, в мать пошла! Та тоже ни рыба ни мясо, просто тень талантливого мужика.

     — Ну мать-то красивая женщина! Этого достаточно. И если бы эта бездарь хоть на нее была похожа… А то ведь забрала все самое плохое от обоих родителей…

Слышать такое было больно. Но полезно. Марина не сложила руки, а продолжила учебу и в седьмом классе плоды ее зубрежки, а может, уже просто натренированная память, сделали свое дело, и в дневнике появились первые пятерки.

У нее не было подруг, и каждый день после уроков она спешила домой к письменному столу, к квадратным уравнениям и закону Ома. Вскоре девушка даже стала получать удовольствие от учебы, хотя по-прежнему приходилось все заучивать и зазубривать.
Когда она перешла в десятый класс, ее посетила большая и светлая любовь. Она наведывалась к ней и раньше, но на этот раз была не похожа на все ее предыдущие, потому что ей ответили взаимностью. Его звали Игорь, он был ее одноклассником и стал первым мужчиной. Под конец учебного года обнаружилось, что Марина беременна.
Игорь не отказался от ребенка. Он повел себя как настоящий мужчина – предложил выйти за него замуж и воспитывать малыша вместе. Но вот планы его родителей были совсем другими. К тому времени они уже собрали все документы, чтобы переехать на историческую родину в Израиль. И задержались в России только для того, чтобы Игоряша смог окончить школу и получить свой диплом с отличием. А тут Марина со своей беременностью.

Им срочно пришлось вывезти и Игоряшу, и всю свою семью за одну ночь, чтобы беременная девушка или ее родители не подняли шум из-за совращении малолетки.
Мать Марины рвала и метала. Отец к тому времени уже жил в другой семье и даже не знал об этой трагедии. Решение было принято не Мариной, а ее мамой. В их семье все решала Светлана. Тогда она просто взяла девочку за шкирку и отвезла в дом, где ей в подпольных условиях сделали аборт.

Если бы не привычка быть амебой, может быть, Марина и смогла бы ее остановить. Но, увы, даже в день своего сорокалетия она четко верила, что все еще является этим одноклеточным организмом, и больше всего на свете боялась своей матери.

Тогда, в ночь после злополучного аборта у нее поднялась высокая температура, и еще месяц ушел на то, чтобы вытащить девочку с того света.

Марина никогда не видела, чтобы ее мать плакала, а вот у отца вечно глаза были на мокром месте. По крайней мере так говорила мать — с пренебрежением, разумеется.

Отец узнал, что дочь в больнице и пытался ее проведать. Но ни Марина, ни Светлана его видеть не хотели. Он был предателем. Бросил бедную женщину с двумя дочками и ушел к молодой профурсетке. Да, у Марины была старшая сестра, ее звали Даша, и она была полной противоположность младшей: красивая стройная девушка с голубыми глазами и светлыми, как лен, волосами. Она была похожа на маму. Марина – на папу – низенькая, толстенькая, неуклюжая, с вздернутым носом, тонкими губами и серыми паклями вместо волос.