Это стало последней каплей в океане ненависти мачехи.

Добропорядочная леди визжала как свинья, ругалась как портовый грузчик, вываливала на обалдевшего мужа тонны оскорблений, копившихся годами притворства, приспособленчества, воровства и измен…О, таких откровений сэр Мортен не предполагал, как стало модно говорить в сетях ИНОГО времени, от слова «совсем»!

А Елизавета смотрела, слушала и искренне жалела бедолагу Лиззи Мортен, которая жила в такой семье долгие годы без любви, ласки, даже простого внимания со стороны единственного близкого человека… И еще больше убеждалась в правильности принятого ранее решения покинуть этот дом и эту семью.

***

У всякого терпенья есть предел, был он и у Хмыровой.

-Так, мне надоело слушать всю ту грязь, что Вы, миссис Мортен, столь щедро льете на наши с отцом головы. Спрашиваю еще раз – где мои вещи? – громко и четко прервала поток оскорблений Лиззи.

-Я всё продала! Всё! А жемчуг я выбросила! Тебе ничего не достанется, мерзкая девчонка! Если не моим дочерям, то и никому! А ты, муженек, рогоносец и слепец, живи теперь сам, я не войду в твою спальню никогда! Ты мне противен! И всегда так было! Я вас, Мортенов, ненавижу!!! – верещала потерявшая всякое самообладание и «берега», мачеха: растрёпанная, красная от эмоций и телодвижений мадам в неглиже (руками махала, на стол опиралась, дико хохотала…Короче, жуть жуткая!).

Сэр Николас взирал на женщину, с которой прожил десять лет, и чувствовал разочарование, брезгливость, омерзение и страшную, просто неподъёмную, усталость.

- Лиззи, ступай в ЕЁ (без имени и титула) комнату, забери ВСЕ драгоценности и принеси сюда. Саймон! – негромко (сил не было у мужика) позвал советник.

-Да, мастер? – дворецкий, появившийся как черт из табакерки, вытянулся в струнку в дверях.

- Возьми конюха и заприте миссис Мортен на чердаке, там, где жила ...Лиззи. Без моего распоряжения не кормить, никого к ней не пускать. ЕЁ дочерей заприте в ИХ комнатах. Действуй.

Темперанс, плюхнувшаяся после фееричной исповеди в кресло, сидела молчаливая и отрешенная: видимо, пошел откат. Лиззи последовала приказу отца: «сгоняла» в комнату мачехи и принесла оттуда приличных размером шкатулку с украшениями, выдержав битву за них с Гвинет (не Пэлтроу, к счастью).

Увидев знакомый предмет, мачеха подала признаки вменяемости: подскочила из кресла и хотела отнять «свою прелесть» у падчерицы, но была отправлена назад мощной оплеухой мужа.

-Ты более не посмеешь даже РОТ открыть в МОЕМ доме! – рявкнул хозяин. – Саймон! Забирай эту женщину! Я должен отъехать по делам, все остальное – по возвращении. Лиззи, проследи за всем. И забери шкатулку, это для вас … троих.

И советник, распрямив плечи и задрав подбородок, твердой поступью покинул кабинет, а Лиззи , обняв шкатулку, пошла заниматься делами дома.

***

До вечера возмущенные происходящим Эмма и Кэтрин рыдали, бились в двери, проклинали всех и вся, требовали объяснений, но крепкие замки держали сестер в пределах их комнат.

А уставшая от впечатлений Елизавета вместе с толстушкой Флоренс отмывала близняшек, несколько раз меняя воду и глотая слезы (отголоски ушедшей души постарались или прошлая Лизка просыпаться стала?).

10. Глава 10

Младшие мисс Мортен, приведенные служанкой Молли в комнату Лиззи, просидели там тихо и смирно до тех пор, пока старшая мисс Мортен не освободилась. Они даже не поели, хотя приготовленный обрадованной Фло завтрак горничная принесла и оставила на столе.

Вернувшейся попаданке пришлось уговаривать их съесть по кусочку булочки и выпить чай, пропустив молитву. Этот момент Хмырова отметила про себя, решив заняться пропагандой разумного атеизма позже, а пока дать сестрам возможность смыть с себя поскорее хотя бы последние воспоминания о пансионе.