Наконец старшая девочка вытерла глаза и смогла выговорить:

– Я – Ханна. Мы с тобой раньше не встречались?

Я торопливо сделала книксен и выдохнула:

– Нет, миледи. Меня зовут Грейс.

– Никакая она не миледи, – рассмеялась Эммелин. – Она просто мисс.

Я снова присела, стараясь не поднимать глаз.

– Меня зовут Грейс, мисс.

– А выглядишь как-то знакомо, – сказала Ханна. – Ты точно не работала здесь на Пасху?

– Нет, мисс. Я новенькая. Меня взяли месяц назад.

– Ты слишком маленькая для горничной, – заметила Эммелин.

– Мне четырнадцать, мисс.

– Опа! – воскликнула Ханна. – Мне тоже! Эммелин – десять, а Дэвид у нас старичок – ему шестнадцать.

– А ты всегда протираешь тех, кто уснет в кресле, Грейс? – спросил в свою очередь Дэвид.

Эммелин снова захохотала.

– Нет-нет, сэр. Только сегодня, сэр.

– Жалко. А то можно было бы никогда не мыться.

От смущения у меня вспыхнули щеки. Никогда раньше я не встречала настоящего джентльмена, да еще почти моего ровесника. От его последних слов сердце у меня в груди заколотилось, как птица в клетке. Странно. Даже и сейчас, когда я вспоминаю Дэвида, я чувствую что-то вроде того давнего волнения. Выходит, я еще не совсем умерла.

– Не обращай внимания, – посоветовала Ханна. – Дэвид считает себя жутким остряком.

– Да, мисс.

Ханна смотрела на меня с интересом, словно собираясь спросить что-то еще. Но прежде чем она открыла рот, мы услышали звук шагов – сперва по лестнице, а потом и по коридору. Ближе, ближе… Цок, цок, цок…

Эммелин подскочила к двери и поглядела в замочную скважину.

– Это мисс Принс, – обернувшись к Ханне, шепнула она. – Идет сюда.

– Скорей! – прошипела Ханна. – А то погибнем страшной смертью в неравной борьбе с Теннисоном.

Застучали ботинки, взметнулись юбки, и, прежде чем я успела хоть что-нибудь сообразить, все трое испарились. Дверь распахнулась, в комнату ворвался холодный, сырой воздух. В дверном проеме выросла прямая, как палка, фигура.

Мисс Принс оглядела комнату и заметила меня.

– Ты! – сказала она. – Ты не видела детей? Они опаздывают на урок. Я уже десять минут жду их в библиотеке.

Я не привыкла обманывать и до сих пор не знаю, что со мной случилось, и все же в тот момент, глядя прямо на учительницу, я, не моргнув глазом, соврала:

– Нет, мисс Принс. Не видела.

– Точно?

– Да, мисс.

Она пристально изучила меня через очки.

– Но я ведь ясно слышала тут голоса.

– Только мой, мисс. Я пела.

– Пела?

– Да, мисс.

В детской воцарилось молчание, которому, казалось, не будет конца. Потом мисс Принс похлопала указкой по раскрытой ладони и шагнула внутрь. Двинулась по периметру комнаты – цок, цок, цок…

Когда она подошла к кукольному домику, я заметила, что из-за него высовывается ленточка Эммелин.

– Я… я вспомнила, мисс. Я видела их из окна. Они были в старом лодочном сарае, на берегу.

– На берегу, – повторила мисс Принс. Она подошла к окну и попыталась вглядеться в туман, бросавший на ее лицо белый призрачный отсвет. – «Осина тонкая дрожит, и ветер волны сторожит…»

Тогда я еще не читала Теннисона и решила, что мисс Принс просто описывает озеро.

– Да, мисс, – согласилась я.

Постояв еще мгновение, она обернулась:

– Я пошлю за ними садовника. Как там его…

– Дадли, мисс.

– Значит, пошлю Дадли. Не будем забывать, что точность – вежливость королей.

– Да, мисс, – приседая, подтвердила я.

Учительница процокала мимо меня и, выйдя, плотно притворила дверь.

Дети возникли передо мной будто по мановению волшебной палочки – из-за занавески, кукольного домика, старой тряпки.

Ханна улыбнулась мне, но я не ответила. Пыталась понять, что я только что сделала. Зачем я это сделала.