Тея не знала хорнийских молитв, но взывала к Богам «поднебесной», надеясь, что они запретят их союз. Что в самый разгар ритуала они явят хорнийцам знамение свыше. Пускай те увидят, насколько греховным является их ожидаемый брак.

- Принцесса, пора! – вывел её из раздумий голос служанки.

Тея вздрогнула, бросила взгляд на своё отражение и в последний отчаянный раз обратилась к Богам…

До сих пор она почти не покидала пределы дворца. И теперь, оказавшись снаружи, ощутила себя уязвимой, как никогда. Толпа у парадного входа скопилась, все ожидали её. Стоило людям увидеть принцессу, как воздух сотряс одобрительный гул. Протея застыла, боясь, что хорнийская челядь раздавит её. Стражники вынули копья и грозно скрестили их, давая понять, что любой, кто захочет протиснуться мимо, получит под дых. Протея не видела лиц, всё сливалось вокруг. Куда она шла и зачем? Только ноги как будто в тумане считали шаги по припорошенной снегом брусчатке.

Коридор из людей закруглялся, уводя её вправо. Вслед за ней шли служанки, одетые в белые робы. Двое из них несли шлейф, который тянулся за Теей, ещё двое, её обогнав, стали сыпать на землю крупу. И она, точно птица, ступала по ней, ощущая, как от волнения сводит живот. Она бы наверно упала, или сбежала, назад во дворец. Только что ненавистный, теперь он казался ей меньшим из зол.

- Муркабара! (Чужестранка!) – кричала толпа, - Кудра! (Ведьма!)

Тея сейчас была рада тому, что не знает значения слов, которыми люди её называли. По щекам текли слёзы, руки озябли в просторном меху. Как вдруг на дорогу, едва не ударив одну из служанок, упал крупный камень. А следом – ещё один. Процессия встала и все посмотрели в толпу. Стражник поднял «снаряд» и громко рявкнул:

- Хэн? (Кто?)

Протея увидела лица, суровые, злые, точно это налитое серостью небо. Неужели они ненавидят её? Но за что?

- Хэн?! (Кто?) – проревел грозный страж и поднял камень, зажатый в ладони над головой, - Хмэтаре тэс! (Убью всех)

В следующий миг он выволок на всеобщее обозрение какого-то скрюченного старика. Тот дрожал, едва держась на ногах. Явно, будучи невиновным. Протея вскричала:

- Нет! – когда стражник занёс над ним камень.

Старик обмочился от страха. Он рыдал, крючковатыми пальцами прикрывая лицо. Принцессе было так жалко его. Хотя, даже будь он зачинщиком этого, она бы не стала желать ему смерти. Страж брезгливо его отпустил, и мужчина ударился оземь. Вместо того чтобы следовать дальше, как велел королевский устав, принцесса приблизилась к простолюдину.

- Вы в порядке? – спросила она и протянула ему свою руку.

Крючковатые пальцы вцепились в неё. Старец поднялся с трудом, глаза его, замутнённые и почти не имевшие цвета, одарили принцессу страдальческим взглядом.

- Крамисса, (Принцесса) - промолвил хорниец, и в благодарном порыве припал к её белой руке.

Людская масса взволнованно ахнула, лица в немом удивлении воззрились на «свежую кровь». Протея была для них пришлой, чужой! Но в этот момент ей так захотелось сказать что-нибудь этим растерянным людям. С трудом вспоминая уроки хорнийского с дядюшкой Кито, она собрала свои мысли и произнесла:

- Ями нухра Протея! Яс крамисса Михти. Яс ур кухман сы лэхур, (Меня зовут Протея! Я принцесса михтийская. Я не желаю вам зла) - сказала принцесса, надеясь на то, что после сказанных слов в неё не запустят ещё один камень.

Люди молчали, только шепот бежал, как круги по воде, по людскому столпотворению. И Протея решив, что ответа она не услышит, отправилась дальше. Туда, где уже дожидался её появления будущий муж.

Храм находился в каменном тупике. Огрызок серой горы образовывал арку, откуда на тех, кто входил, взирало трехглавое чудище. Что и было у хорнов в почёте, так это резьба. И скульпторы родом отсюда своими талантами славили эти края. Одна голова божества была бычьей. Ноздри его раздувались, пронзённые тонким кольцом. Тее казалось, он дышит и смотрит ей прямо в глаза. Вторая голова была птичьей. Хищный клюв изгибался, и острый кончик его венчала кровавая капля. Тея искренне верила в то, что это не кровь! Но хорнийские мифы вещали о жертвах в угоду Богам. В центре, между двумя головами, едва умещалась ещё одна, самая жуткая. Звериная сущность на ней проникала в глубины души, пробуждая внутри потаённые страхи. Кто это был? Протея не знала. Возможно, именно так хорнийцы себе представляли того, кто потворствует их кровожадным делам.