- Каларе, ина со коларе (Красивая, она такая красивая).
Уснув слишком быстро, Протея не слышала, как двери шатра распахнулись, и на пороге возник ни кто иной, как сам принц Таур. Он был чист и одет. На плечах красовались отборные шкуры, а в руке он держал веточку алой сизмали[2]. Служанки ушли, склонив перед ним свои головы. Очаг полыхал неустанно танцующим пламенем. И в свете огня лицо спящей девушки было прекраснее всех, что он видел когда-либо в жизни. Таур приблизился, молча, и долго стоял, не сводя с неё глаз. А затем положил в изголовье принесённую ветвь и ушёл. Протея чуть застонала во сне и вдохнула её опьяняющий запах.
[1] Ямбу - колючее дерево, - в переводе с хорнийского.
[2] Сизмаль - дерево жизни. Согласно хорнийской легенде, нашедший его, обретает любовь.
8. Глава 7
Дорога тянулась ожившей картиной. Протея сбилась со счёту, сколько дней и ночей они провели в окружении этих безжизненных странных ландшафтов. Пейзаж за окном становился всё более однообразным. Серый камень студёными глыбами возникал по бокам, как будто давая понять, что именно здесь протекает незримая грань между прошлой и нынешней жизнью. Перед ней возникало то самое плато, ради которого два чуждых друг другу народа затеяли эту войну.
«Разве этот пустынный рельеф стоил тысячи жизней?», - то и дело думала Тея. Она утратила силы бороться, устала, точно внешний мир вторгся в неё, остудив своим холодом девичий пыл.
И вот, как-то раз, очнувшись от тяжкой дремоты, Тея увидела нечто такое, чему её разум не поверил сперва. Вместо каменных глыб, ставших привычными взору, по бокам, насколько хватало глаз, раскинулось белое поле. Деревья, что выделялись на фоне белёсых равнин, топорщили в стороны голые ветви. Ничто не росло, точно страшный недуг поразил всё живое. Лишь девственно чистая пустошь с обеих сторон. И тяжёлое, грозное небо...
- Вы прежде не видели снега, принцесса? - спросил хорнийский король. Все трое смотрелись так, точно несколько дней бесконечных скитаний не отняли жизненных сил.
«Кажется, хорны и правда не знают усталости», - думала Тея. Сама же она изнывала от острой потребности спать. Ей даже хотелось скорей оказаться в их землях. Лишь бы только закончилась мука пути.
- Нет, я только читала об этом, - призналась она.
Король усмехнулся.
- Таким вы его представляли? - сказал он так, точно весь этот снег тоже был частью его королевства.
Тея нахмурилась, глядя в холодную щель бокового окна. Оттуда сквозило, и она поспешила закрыть её. Плотнее закуталась в шубу. Теперь ей уже было всё равно, чей труп возлежит у неё на плечах. Измятый наряд, отравленный запахом пота и пыли, испачканный грязью и жиром подол. От неё пахло так мерзко, что хорнийская вонь уже не казалась такой уж несносной. Волосы спутались, серьги её потускнели. И только глаза до сих пор оставались ярчайшими. Точно холод выискивал в них потаённые, скрытые грани.
- Это пепел небес, - сказала она, вспоминая одну из прочитанных книг, - Когда облака разрывает на части, они умирают и, достигнув земли, превращаются в снег.
- Снег - всего лишь замёрзшие капли дождя, - насмешливо произнёс Рухон. Его тёмные волосы огибали тугой воротник. Он был отчасти похож на отца. Та же поступь, тот же грозный разрез тёмных глаз. Лишь только взгляд отзывался гораздо сильнее. Когда он смотрел на неё, то сердце Протеи сжималось от страха. Так смотрит измученный голодом зверь на добычу. Зная, что всё равно её съест.
- Снег - это чудо, - неожиданно бросил Таур.
За время в пути он не сказал и нескольких фраз на михтийском. Казалось, что этот язык был противен ему. Протея моргнула. Она, не скрывая своего удивления, посмотрела на принца. А он посмотрел на неё. Старший сын был гораздо сильнее похож на отца. Суровым крюком загибался размашистый нос, над взором его нависали тяжёлые дуги. Голову принца скрывал меховой капюшон. Волос на ней не было, только тугая щетина огибала его выступающий лоб. Впервые Протея увидела шрам у него на лице. Так отчетливо близко, что по коже её пробежал холодок. Он получил эту рану в бою, не иначе! И вероятно гордился кровавым клеймом. Не потому ли оставил его на виду?