– Ты видела кого-то? – спрашивала бабушка.

Но я качала головой.

– Нет, конечно!

Кто захочет признаваться в том, что по вечерам на нашей кухне рисует парень, похожий на Орландо Блума.

Бабушка вздыхала и шла стелить постели, а я ждать маму по скайпу. Хотя она не звонила. И значок «Нет на месте» висел у неё в профиле уже вторую неделю.

Говорят, там плохая связь. Хотя никто не знает, где это «там». Я злилась на маму, на её работу, на бабушку и таинственного художника. Но больше всего я злилась на себя. На свои сны. На чёрных воронов, что кружили за окном и заглядывали за занавеску.

Я злилась на уроки. На школу. На Йолю.

И даже на Сергея. Хотя Сергей тут был вообще ни при чём.

Сейчас ни при чём.

– Это всё твои причуды, – сказала бы мама.

Но мамы не было. Её всегда не было, когда она была нужнее всего.

Как-то мы встретились с Йолей в Старом городе.

Случайно.

Как раз заканчивался год моего удалённого обучения в новой школе, я собиралась вернуться в прежнюю, к Йоле, и опять скупала тетрадки и ручки в каждом канцелярском магазине, пока не забрела в «Офис».

Раньше здесь магазин для вязальщиц был. По вечерам они собирались тут за большим столом, пили чай, вязали. Я часто видела их в окно, когда проходила мимо.

Я вообще люблю в окна смотреть.

Йоля, пожалуй, тоже любит, иначе она бы не заметила меня тогда.

– Сильва! – её кудрявая голова высунулась в стеклянную дверь. – Эй! (Ох, уж это её «эй»! Особенное, Йолино.)

В «Офисе» даже кофе особенным был. Скорее всего, из-за того, что Йоля была там. Кофе с корицей, с лимоном, с мёдом, даже латте с капельками шоколада сверху.

– Возвращаешься? – спросила Йоля.

Я кивнула.

– А почему уходила?

Неожиданно я рассказала ей всё: и про маму, и про бабушку, и про чай с чабрецом, и про травлю в последний год, и про канал на YouTube, и даже про ворон.

Думала, сейчас она возьмётся меня поучать, советовать, как все взрослые, когда им секреты рассказываешь, но Йоля только головой покачала:

– В школе нелегко! В школе вообще всегда было нелегко. Особенно белым воронам, не знала?

Я знала.

Вернее, я вдруг почувствовала в себе ту самую ворону. Белую, ту, что Аполлон сжёг в ярости, когда она рассказала ему о предательстве любимой.

Я ощутила, как мои белые перья превращаются в угли, как пламя жжёт меня изнутри, рвёт на части и подбирается к сердцу. И тысячи, тысячи огней рисуют на моём теле какие-то замысловатые руны и знаки.

Кажется, Йоля говорила ещё что-то, но голос был незнакомый, хриплый, простуженный.

– Не так просто белому стать чёрным, – говорил она. – Сначала надо по-настоящему опериться. Хочешь, познакомлю тебя с моими мальчиками?

Я даже вздрогнула.

– С мальчиками?

На ладонях всё ещё горели руны. Я всё ещё видела их, расползающихся по линиям жизни красными молниями.

– Да, у меня есть мои мальчики. Хочешь познакомиться?

Она улыбалась.

– Пойдёшь? – Йоля потянула меня за руку.

Руны исчезли. Как и огонь внутри, что почти добрался до сердца.

Я поспешно встала из-за столика.

Ничего.

Пусто.

И на ладонях ни одной линии жизни. Стёрто.

«Абсолютная чистота!» – сказал бы Сергей раньше. Хотя, возможно, он уже и не говорит так. За целый год от него ни сообщения, ни звонка. Как в воду канул. Каплей или камнем. Грузом. Мешком, набитым камнями. Сбросили в воду и пошагали себе дальше налегке.

Вот я и шагаю рядом с Йолей к её мальчикам.

Я шла и думала о Сергее, которого не видела целый год, хотя я должна бы была не думать и не вспоминать. Не слышать, не помнить, не чувствовать.

– Иногда легче быть слепым и глухим, – говорит Йоля, открывая калитку во двор. – Проще.