Прошло около трех минут после того, как парни вышли из дома до наступления тьмы. Он бы добежал за две, и у него осталась бы ещё одна минута на то, чтобы взломать дверь кочергой. Кувалда мог его затормозить, и это единственное, что меня беспокоило.

Время тянулось немыслимо долго, так, как это случается, когда действительно чего-то ждешь, не отвлекаясь ни на что другое. Разговоры стихли, а за окном снова завыл ветер. Парни и девушки по-прежнему забившись в свой угол, шептались о чем-то, не высовывая оттуда носа, Лена и Ольга, похожие на два каменных изваяния, замерли в одном положении друг напротив друга, я, вероятно вызвав жалость у Полины, сидел уже не на холодном полу а на старом кресле с изрядно потертой обивкой и как обычно смотрел в темноту. Полина была единственным человеком, кто делал хоть что-то. Смекнув, что от ледяного ветра в доме станет ещё холоднее, она подкинула дров в печку, промолчав о том, что дрова стремительно заканчиваются, спустилась в подвал, чтобы принести нам еду – две литровые банки тушенки и консервированные овощи. На всех получилось немного, но еду нужно было экономить. После обеда я все ещё чувствовал болезненную пустоту в желудке. Тьма подавляла эти чувства, душевная боль оказалась сильнее физических потребностей, пока откуда-то не донесся сладкий запах печеного хлеба. Сперва я решил, что мне это показалось, но телу я теперь доверял больше чем разуму, и когда мой желудок болезненно сжался, а рот наполнился слюной, я решил пойти и проверить.

Полина сидела у плиты, облокотившись на спинку стула и положив голову на руки. Ее руки и лицо были в муке, глаза где-то блуждали и, судя по глубине её взгляда, где-то далеко. Заметив меня, она грустно улыбнулась и, кивнув на духовку, сказала.

– Вот, решила вас порадовать. Хотя, в последнее время у меня не очень-то получается.

– Печь хлеб или радовать людей?– Я опустился рядом на деревянный стул, сильно пошатнувшийся от моего вмешательства.

– И то и другое, наверное, – ответила девушка.

– Ты много делаешь для нас и для своего деда. – Я осмотрел кухню. Весь дом, так же как и этот стул, буквально разваливался. Штукатурка падала с потолка, разрисованного крупными желтыми пятнами. Пол в углу провалился. Кухонный гарнитур дореволюционного периода был в том же состоянии, что и стул, на котором я сидел. Только небольшая газовая духовка с двумя плитками отличалась от всего остального новизной.

– Я не могу иначе, – ответила Полина. – Дед помогал мне всегда. Пока не начал пить. Если я не буду о нем заботиться, он умрет. – Она подняла голову и сморщилась, глядя на потолок. – Я хотела сделать тут ремонт, но, как видишь, не вышло.

– Я до сих пор не могу понять, как получилось, что мы остановились прямо рядом с твоим домом, – решил я сменить тему разговора. Этот вопрос и вправду часто всплывал в потоке моих мыслей, когда мне нужно было думать о чем угодно, чтобы не сорваться.

– Случайность, – Полина пожала плечами. – Мне бы хотелось сказать, что древнее проклятье лежит на мне и этом доме и не отпускает меня, но это же не так. Хотя, сам же знаешь, что все случайности не случайны.

– Ну уж нет. В судьбу я не верю, – усмехнулся я.

– А в то, что творится сейчас за окном, ты тоже не веришь? – спросила девушка. Мне стало не по себе, не столько от ее слов, сколько от серьезного, пронизывающего взгляда, которым она меня одарила. Даже вымазанная в муке и с двумя слегка растрепанными косами завязанными розовыми ленточками, она не казалась мне смешной или нелепой.

– Я не хотел в это верить. – Я не мог не вспомнить разговор с Мариной на кухне. Единственное, что хоть немного меня утешало, это то, что мой скептицизм никак не повлиял на ход событий. Мы все равно бы поехали в аэропорт. Только вместо того, чтобы без конца пялиться в темноту, я бы без конца молился о спасении наших душ. – Я думал, что это далеко от нас.