В библиотеке у неё было своё любимое место – у окна, и если там было занято, Люська старалась расположиться поближе и ждала, пока место освободится. Здесь, недалеко от горячей печки было не так холодно, но в то же время был виден яблоневый сад, окружавший школу. Одетый в осенний наряд, или уже укрытый снежною шалью, Люська находила его красивым во всех обличиях.
– Что ты читаешь? – спросила как-то Наденька, подойдя к девочке, сидящей у окна и мечтательно смотрящей куда-то в тёмное окно.
Люська вздрогнула, покраснела и как-то вся сжалась, будто её застали за чем-то, что делать было не велено. Хотя, конечно, это и было отчасти правдой – Люськина мать не любила, чтобы дочь «просиживала без дела», и считала, что проводить время за книгой нужно ровно столько, чтоб хватило на выполнение домашнего задания. А остальное время нужно посвящать работе по дому. Именно поэтому Люська никогда не брала книги из библиотеки домой. И не позволяла себе долго засиживаться за чтением и в школе.
– Сказки, – ответила испуганная Люська на вопрос учительницы и встала рядом со своим стулом, как и положено было, когда к тебе обращается учитель.
– Можно, я присяду здесь, с тобой ненадолго? – вежливо спросила Наденька, – Ребята все уже разошлись, и мне немного скучно одной… Да и здесь, рядом с печкой, теплее.
Люська не знала, что и ответить, это было впервые в её жизни, чтобы взрослый человек, учитель, спрашивал её разрешения. Она просто кивнула в ответ и усевшись на стул, смущённо уткнулась в книгу.
– Знаешь, Люся, эти сказки были и моими любимыми в детстве. Да и сейчас я их иногда перечитываю, пока никто не видит, – Наденька доверительно понизила голос, – Слушай, а давай чаю попьём вместе? Ты, наверное, проголодалась, у меня есть пряники, да и я согреюсь. Разбирала старые газеты на макулатуру, там озябла.
– Мне домой пора, мама рассердится, – Люська торопливо засобиралась, сложив в портфель свою газету.
Наденька разочарованно вздохнула, не смогла она, напугала девочку… Нужно было быть осторожнее, думала она, глядя как Люська бережно поставила книгу на полку и торопливо вышла за дверь.
Эта девочка нравилась Надежде, она чем-то напоминала её саму в детстве, такая же маленькая и худая, с глазами в пол лица, и такая же необщительная…
А дома Люське всё равно попало, не в тот день, немногим позже, когда она снова зачиталась в библиотеке. Таисия в этот день сама приболела и потому шла домой пораньше, встретив по дороге Дашу и Веру, одноклассниц Люськи. Спросив у подруг, не видели ли они Люську, Таисия с удивлением услышала в ответ, что Люська после уроков идёт читать в библиотеку… Прут в тот день прошёлся нещадно по Люськиной спине, но в тот день она впервые сносила его молча…
Как-то обречённо понурив голову, Люська молчанием встречала каждый удар, даже не вздрагивала, и от того Таисия вдруг почувствовала себя как-то неловко… Будто бьёт она бездушное, безжизненное тело, которому всё равно, что вообще с ним происходит.
– Иди отсюда, чтобы я тебя не видела, бесстыжие твои глаза! – прикрикнула Таисия на дочь, опустив прут, – Книжечки она почитывает! А дома у тебя видать служанки есть, чтобы за тебя всё делать?
Люська молча поплелась во двор, прибирать в сарае и курятнике, чему она была и рада, хотелось побыть одной. Пока она обувалась под дверью, услышала, как бабушка говорит матери:
– Тася, сколько можно? Как у тебя рука поднимается её колотить? У неё ведь и так в чём только душа держится, а ты еще и бьёшь её… Самой неужели не жалко?
– А вы, мама, своих не пороли? – ответила Таисия, – Меня мать тоже охаживала за любую вину, и отец уму-разуму учил, да послушанию! Не бить, так что с неё вырастет?!