− Вот за что ты, Прошка, отца моего честишь? Со всеми он в ладу жил, только ты, сосед, проклятия шлёшь.
− Так все знают, что ведьмак твой батька. Знают, да боятся. А у меня с нечистыми разговор короткий, − Голыб перекрестился.
− У меня до тебя дело есть.
− Нет у меня дел с ведьмаковскими отпрысками.
− Зря ты так. Батька наказал, чтобы ты его гроб в Хмару отвёз. Мы тебе сто рубликов серебром отсчитаем.
− Иди, иди, пока поленом не отходил. Ишь что удумали, ведьмака везти! Разговору быть не может! − Прошка вытолкал соседа и калитку захлопнул.
А в доме Глашка сундук свой перебирает, слёзы тайком утирает.
− Стыдно-то как, Прошенька, девку снарядить не можем.
− До Покрова время есть, даст Бог, разрешится как-нибудь.
− Да как разрешится-то, разве клад найдем.
− Ну, не плачь, лучше вечерять собери, пораньше спать ляжем.
Намаялся за день Прошка, а сон не идёт, тревога сердце гложет. Вышел во двор, присел на поленнице. Тихо, будто и живых в деревне не осталось, только ветерок калиткой постукивает. Поднялся Голыб калитку покрепче затворить, а то уже не ветерок, ураган, с ног валит, шуршит, треплет крыши соломенные, деревья до земли гнёт, гудит, будто скоморох на ярмарке. И собаки ветру вторят, такой вой подняли – жуть. За ними и коровы проснулись сразу во всех дворах, не мычат – стонут. А ветер всё сильнее и сильнее, вот уже и двора не разглядеть, пыльным туманом занавесило.
− Двести рублей, Проша, − прозвучало у самого уха.
Голыб аж подпрыгнул, закрестился часто-часто. Глаза от пыли оттёр, видит − Касьян рядом.
− Ты как пробрался, окаянный?
− Дырка у вас в заборе. Двести рублей, Проша, − повторил он. − Отошёл батяня.
− Хоть всего серебром обсыпьте, не повезу. И толковать не о чем. Сами своего ведьмака хороните.
− Так ведь наказ батькин.
− А мне что за нужда, бесовского служки наказы исполнять? Иди прочь.
К утру стихло всё, будто и не было ночного урагана. Кабы не раскиданные вороха соломы да сломанные ветки, Прошка решил бы, что всё приснилось.
Пока во дворе порядок наводил, кум Захар в калитку стучит.
− Слыхал, прибрался ведьмак-то. Всю ночь скотина бесновалась.
− Как не слыхать, меня сынки его оповестили. Хоронить наказал не в нашей деревне, а в Хмаре. Меня подряжают везти. И после смерти не даёт мне покоя старый чёрт.
− Я за тем и пришёл, батька послал. Иди, говорит, к Голыбу, чую, беду ему Игнат готовит.
− Так я и не поеду.
− Зря, не поедешь − не упокоишь, будет в деревню возвращаться. Надо ехать, а спастись тебе поможем.
К обеду опять гости в дом, оба брата на пороге.
− Езжай, Проша, триста рубликов положим, только езжай, − Наум мялся у порога.
− Езжай, Проша, пожалей нас, страшно нам батькину волю не исполнить, − вторил Касьян.
− Ну что ж, я готовый, только у меня свои условия есть. Перво-наперво, повезу на ваших лошадях, завтра запряжете пару.
− Согласны, о чём речь.
− Гроб с покойником обвяжите покрепче, верёвок не жалейте, иначе не поеду.
Сынки ведьмака лишь головами кивают.
Выпроводил Голыб соседей, сам сел лапотки переплетать, как наказали, чтобы пятку с носком спутать. Глашка по избе мечется, уговаривает отказаться. Молчит мужик, знай, руками проворит.
На следующий день долго молился Прошка, а потом, будто решился, обул переплетённые лапти, заткнул за пояс топор и вон из избы.
У соседнего двора вся деревня в сборе, судачат, обсуждают, как сыновья гроб отца веревками обматывают. Заметили Голыба, закрестились, запричитали. А Прошка не оглядывается, подхватил лошадок под уздцы да повёл прочь из деревни. Помнит наказ батьки Захара: на телегу не садиться да всю дорогу молитву творить.