Чтобы было веселее работать, я включила старый рождественский фильм «Эта замечательная жизнь». Сколько же лет я его не смотрела?!
Утро промелькнуло, и к обеду я уже прослоила все двенадцать коржей. Довольная результатом, отправила торт в холодильник.
До вечера я хотела успеть сделать еще одно важное дело. Поэтому оделась потеплее, натянула шапку и замотала большой шарф, который Саша подарил мне еще до свадьбы. Теплый и родной шарф. Я шла по улице, уткнувшись в него, и дышала прошлой жизнью, такой спокойной и счастливой.
Когда водитель объявил в микрофон, что автобус прибыл на конечную остановку, немногочисленные пассажиры нехотя натянули шапки и варежки и поплелись к выходу. Мороз ослабил свою хватку, и минус пять, после недавних минус двадцать и ледяного ветра, казались чуть ли не теплом.
Выйдя на конечной остановке двадцать девятого маршрута, я пошла в другую сторону от жилого микрорайона, в микрорайон мертвый. Хотя нет, это не микрорайон, а целый город. К кладбищу вела вымощенная красной плиткой дорожка. «Почему красной?» – каждый раз думала я. Может, чтобы отвлекать посетителей от горьких мыслей?
Две дорогие мне могилы располагались на западной части кладбища. Я шла по центральной аллее и вдыхала прелый запах хвои, смешанный с тишиной. Вдоль дорожки располагались могилы известных людей, красивые памятники и ограды. Дальше могилы становились попроще, где-то и вовсе заросшие с торчащими сухими палками.
Через пять минут я уже смахивала перчаткой снег с портретов моих мальчиков, выгравированных на сером мраморе. Я и сама не знала, почему решила сегодня прийти сюда. Мне хотелось поговорить. Да, я знала, что здесь только тела, да и тех уже давно нет. Но это единственное место на земле, где я ощущала близость с Сашей и Арсением. Они у Господа, но именно с этого места я будто прикасалась к ним, прикасалась к их душам.
В одно мгновение на меня снова навалилась вся тяжесть утраты. А еще это ужасное чувство вины, что я снова улыбаюсь, что я снова что-то чувствую, что я снова хочу жить. Обхватив высокий памятник, под которым покоился муж, я прижалась щекой к холодному камню, и почувствовала, как изнутри поднимается волна. Сдавило горло. Из груди вырвался стон. А потом слезы.
– Прости, дорогой… Я всегда буду любить тебя…
Я плакала, пока не кончились слезы, и говорила, пока не кончились слова. А потом просто стояла, обхватив себя руками, и не могла отвести взгляд от могил.
– Господи, как мне жить дальше? – шептала я в пустоту.
И тут мне на нос упала снежинка. Подняв глаза вверх, я увидела и другие. Они тихо опускались на землю. А я стояла, открыв рот, и наблюдала. И все это время какие-то слова крутились у меня в голове. Но, какие? Они мелькали, но я не могла их поймать.
«Он услышал из чертога Своего…»
Меня пронзило. Это же слова, которые я сегодня читала в Библии и по которым молилась. Не может быть. Дрожащей рукой я достала телефон из сумки, стянула перчатку и провела пальцем по экрану. В приложении с Библий открыла второе Царств двадцать вторую главу. И с жадностью впилась в слова.
«В тесноте моей я призвал Господа и к Богу моему воззвал, и Он услышал из чертога Своего голос мой, и вопль мой дошел до слуха Его… Наклонил Он небеса и сошел…»
Я перечитывала снова и снова. Слезы застилали глаза, но это уже не были слезы отчаяния. Бог прикоснулся ко мне. Бог говорил со мной. Он услышал меня из Своего чертога и наклонил небеса ко мне. Еще никогда в жизни небеса не были так близки ко мне, как сейчас.
Прямо там, посреди могил, я упала на колени и подняла руки к нему, с которого парили снежинки. И моя молитва состояла только из одного слова: «Господи… Господи…» – все остальное говорило сердце. Я таких слов не знала.