– Кхм. Давай перейдем к главному, – я зевнула и выжидающе посмотрела на нее.

– Меня отравил мой муж.

– Вот это уже интереснее, – я кивнула. – А потом ты умерла. Конец? Я пошла спать, изыди.

– Нет еще! Между прочим, это очень трагичная история. Мы только поженились, а дом этот был моим приданым. Мы переехали сюда сразу после свадьбы, и как же я была счастлива в те дни! У меня было все, чего я желала: дом, муж, богатство…

Но как недолговечно было мое счастье. Уже скоро я поняла, что он не любил меня, и единственное, что ему было нужно – это мои деньги.

– Угу, обычная история, – заметила я. – Жаль, ты незнакома с моей подругой Викторией, вот уж кто бы сказал тебе много всякого хорошего о мужчинах.

– Ну, я продолжу? Хоть я пыталась спрятаться за видимостью благополучия, но видела, насколько ужасно мое положение. Я была для него хуже любой служанки, он запрещал мне покидать дом без его ведома, но если мы появлялись в свете – о, любой бы сказал, что мы самая счастливая пара на свете. Я жила в двух мирах: между любовью и ненавистью, между правдой и ложью, между счастьем и болью, между…

– Да, я поняла. Так что там у нас дальше?

– Я терпела, о, я долго терпела! Но всему приходит конец. И вот я сказала ему: "Ты прекратишь так издеваться надо мной, иначе…". Все, чем я могла ему пригрозить, была расправа моего отца, но недаром тот был судьей графства. И Джеймс, мой муж, прекрасно понимал, чем ему грозит навлечь на себя гнев такого влиятельного человека. Мне оставалось только отправить письмо, и я могла сделать это в любой момент.

"Корделия, тебе следовало бы сразу так и сказать, – расплылся он в улыбке. – Все будет так, как ты захочешь, дорогая". И я ему поверила. Наверное, это было неправильно, но мне ничего не оставалось, кроме как принять его слова. Вроде бы, он и правда стал относиться ко мне лучше, и я наконец смогла почувствовать себя не его рабыней, но женой, и, возможно, будущей матерью его детей…

Однажды вечером, когда я уже готовилась ко сну, он позвал меня в малую гостиную.

"За наше примирение, дорогая", – и протянул мне бокал.

Хоть бы одна мысль закралась тогда ко мне в голову, хоть бы одно сомнение. Но нет, тогда я свято верила, что наше счастье все же возможно. Я выпила. Да, вино было непривычно на вкус и горчило, но я заметила это не сразу, а когда поняла, было слишком поздно.

"Что это?" – попыталась спросить я, но слова застряли в горле. Я попыталась вздохнуть, но не смогла.

"Ты, ты, что ты сделал?" – было ли это моими последними мыслями или последними словами, я уже не помню.

Помню лишь смутно, как видела на полу свое распростертое тело, видела улыбку на лице Джеймса. Сейчас все как в тумане. Потом были похороны – красивые, чинные, я лежала в гробу и казалась самой себе божественно прекрасной, хоть портрет пиши. Никто ничего не заподозрил.

"Она всегда была так слаба здоровьем, – говорили соболезнующие. – Бедная девочка, что за судьба, умереть так рано!"

Меня они не видели. Первым, кто увидел меня в том виде, в котором я предстала перед тобой, был Джеймс, на следующий после похорон день. О, как изменилось его лицо, да его же едва удар не хватил! Кстати жалко, что не хватил. А я всего лишь спросила:

"Милый, ну зачем же ты это сделал?"

Я даже не пугала его специально, это развлечение я изобрела потом.

Не переставая озарять себя крестным знаменем, он бросился к двери. Он убежал, оставив в доме все вещи – позже за ними заехали его слуги. И все вывезли, между прочим! Остался только какой-то старый ненужный хлам времен Вильгельма Завоевателя. Даже мою любимую оттоманку вывез!