Мама распутала колье из сапфиров и повесила мне на шею.

– Может, и русалки, – согласилась она. – А теперь их драгоценности украшают тебя.

Я надела ей на руку браслеты. Джози нанизала кольца на пальцы ее ног. Увешанные найденными сокровищами, мы сели на берегу и стали пить горячий шоколад. Две русалочки и мама-русалка.

Подошедшая стюардесса заставила меня очнуться от грез.

– Мисс, мы заходим на посадку.

– Спасибо.

Я моргаю, пытаясь вернуться в настоящее, в котором та же самая мама ждет известий о том, что мне удалось узнать об ее утраченной дочери. Уже в миллионный раз я пытаюсь понять, как совместить хорошее и плохое в Сюзанне, но это невозможно. Самая ужасная мать на свете. И самая лучшая.

Внизу уже виден город. Раскинувшийся на обширной гористой территории, он весь утыкан крышами домов и улицами. Я вдруг чувствую себя полной идиоткой: эта поездка – совершенно дурацкая затея. Как я собираюсь найти человека в таком большом городе? Даже если это действительно моя сестра?

Полнейший абсурд.

Да нет, почему же? В репортаже определенно была она, моя сестра Джози, это точно. И если она там, в городе, что простирается внизу, я ее непременно найду.

Добравшись до центра Окленда, я чувствую, что из-за смены часовых поясов просто валюсь с ног, словно меня околдовали. Смутно помню, как втащила чемодан в вестибюль многоэтажного апарт-отеля; в убранстве интерьера я отметила некоторые намеки на «прошлое» в стиле ар-деко, которого у этого дома никогда не было. Мой чемодан с тихим шумом катит по мраморному полу, и молодая женщина-маори в форменной одежде приветствует меня, вручает мне ключ, указывает направление к лифту. Мимо проходят две элегантно одетые девушки-азиатки, идеальные до невозможности, рядом с ними я – великанша под 180 сантиметров с кудрявыми волосами, ужасно растрепанными после долгой дороги. Макияж, что я наложила в Калифорнии, давно исчез. Жаль, что я не в белом халате, который показал бы окружающим, что я врач, а к медикам отношение другое.

Кошмар.

Лифт открывается, из кабинки выходят мужчина и женщина средних лет, у обоих в руках фотоаппараты; мужчина приятной наружности придерживает для меня дверь. Я киваю ему.

– De nada[4], – чарующе произносит он. Я слабо улыбаюсь, лифт закрывается, и я прислоняюсь головой к стене кабинки, не сразу сообразив, что надо нажать кнопку этажа.

Восемнадцатый.

Я поднимаюсь одна, выхожу на своем этаже, отыскиваю свой номер, открываю дверь. Сначала немного поражена. Номер просторный, красивый. Справа кухня, слева ванная, есть гостиная с диваном и столиком, спальня с балконом, откуда открывается вид на другие здания и бухту.

Но даже все это я фактически не воспринимаю. Телефон мой почти совсем разрядился, надо бы где-то найти зарядку, но я просто сбрасываю одежду, задвигаю шторы и падаю в постель.

Пробудившись от крепкого сна, я не сразу понимаю, где нахожусь. Лежу, свернувшись калачиком под одеялом, замерзла, а постель не моя.

Постепенно начинаю вспоминать. Новая Зеландия. Сестра. Мама и несчастный Бродяга. Беру телефон, вспоминаю, что он разрядился, а зарядки нет, и я даже не знаю, который час. Не вылезая из постели, дотягиваюсь до занавески, отдергиваю ее.

За окном – словно сверкающая ткань из драгоценных камней – бухта. Ее освещает, должно быть, предвечернее солнце в своем мягком великолепии, по воде скользит парусное судно. В другом направлении быстро и плавно движется паром, вдали длинный мост. Со всех сторон многоэтажные офисные здания. В окнах я вижу людей: они куда-то спешат по коридорам, собираются в конференц-зале, стоят вокруг стола, беседуют. Почему-то эти сцены действуют на меня успокаивающе, я долго лежу в той же позе, наблюдая за незнакомыми людьми.