Тогда измученные преподаватели и убитые горем родители решились на крайний шаг – и перевели Кокорева в школу, где учатся главные герои нашего рассказа – Кирилл и Колян. В родной школе Кокореву старшие ребята дали кличку Копыто – за то, что он всегда, где бы и с кем бы ни стоял, начинал непроизвольно разгребать что-то ногами. Прозвище прижилось, и мальчишку уже никто иначе не называл.

Когда Копыто в первый раз явился на занятия в новую для него школу и попытался установить привычный для него режим долгов и «счетчика» среди учеников младших классов, то справедливый, но суровый Колян дождался делягу после занятий и так убедительно объяснил ему суть хороших манер, что Кокорев тотчас же отправился просить прощения у игравших в чинзу мальчиков из младших классов, правда, под бдительным присмотром «наставника».

Запуганные должники, раскрыв рот, смотрели, как низвергнутый Копыто стоял на коленях в пыли школьной спортплощадки и выкладывал на землю все имеющиеся у него деньги.

Когда рэкетир полностью опустошил свои карманы, неумолимый педагог Колька поднял его с земли и повел на задний двор. Туда же потянулись и все, кто хотел выместить на вымогателе свою детскую обиду.

Там первоклашки, по очереди подходя к импровизированному эшафоту из двух сдвинутых парт, на которых все так же на коленях стоял плачущий Кокорев, отвесили ему по полновесному удару своих маленьких, но уже крепких кулачков.

Кокореву было больно и до жути обидно, однако еще больший ужас на него наводила Колькина фигура, который стоял неподалеку, скрестив на груди руки.

С тех пор лихие набеги Кокорева на беззащитных малышей прекратились. Колян на следующий день как ни в чем не бывало с ним поздоровался и отправился за свою парту, а Копыто забился в самый дальний угол «камчатки» и, как говорится, «не отсвечивал», делая вид, что усердно пишет.

Только на большой перемене Колька внезапно подошел к побледневшему от страха новичку и, глядя ему прямо в глаза, твердо произнес: «Еще один гоп-стоп, и ты инвалид!»

Кокорев икнул, кивнул так, как будто хотел стряхнуть голову, и после того как Колян неторопливо отошел от него, долго пил из фонтанчика воду.

…Теперь он смотрел на учительницу английского, как на неопознанный летающий объект:

– К-какую тайну, Александра Даниловна?

– Ну, Кокорев, это уже не смешно, – Кошкалда вплотную подошла к его парте, – или ты уже забыл, о чем я тебя спрашивала?

– Моя фамилия… Кокорев… – тут он сник и отвернулся к стене, – Александра Даниловна, я больше не буду…

В это время маленький золотушный нытик Костя Гурьянкин, все время вертевшийся на своем месте возле окна, не утерпел и выкрикнул:

– Александра Даниловна, да не скажет он, стыдно ему!

– Гурьянкин, я тебя не спрашивала, – Кошкалда вежливо осадила инициативного Костика, который продолжал вертеться, спихивая локтями учебники у сидящей позади него тихой толстушки.

– Тебе стыдно, Кокорев?

– Стыдно… Поставьте мне, если хотите, двойку! – Кокорев был согласен на все, только бы от него наконец отвязались.

– Ну за что же двойку – я тебя сегодня, по-моему, не вызывала, да их у тебя в журнале и так хватает, – учительница тронула шмыгающего Копыто за плечо, – хочешь, я скажу, как ребята тебя зовут?

– Не надо, Александра Даниловна! – взмолился он таким тоном, как будто Кошкалда собиралась открыть Бог весть какую тайну, – ну, зачем вам это, – в голосе двоечника проскакивали трагедийные нотки, – я же просто пошутил и… и все! – Кокорев затих и обреченно взглянул на неумолимую Кошкалду.

– Ладно, невинная жертва, тебе сейчас, наверное, и вправду надо выйти – так иди, – сказала она и, словно ничего не было, вернулась к доске: