– В смысле? – Не поняла Снежана.

– Ну каждый раз, когда ее кто-то провожал, она всегда говорила: «Спасибо за вечер, было приятно». Парень у нее: «Ну так дай телефончик, завтра встретимся». Ха-ха, не тут-то было, знаешь, что она говорила? «Зачем начинать, если нет будущего». Вот и вся «любовь». А вообще она простая, только об этом знают ну очень близкие люди, – сделала заключение Жанна.

«Простая» Анна шла к апартаментам сеньора Росарио, расположенные на втором этаже отеля. Ей вспомнилась встреча с президентом страны во время его посещения университета, как все тогда обомлели и были в шоке от того, как она так спокойно, словно старые приятели вела беседу с главой государства. «Ну а что пресмыкаться и вытягиваться по струнке?! Обычный мужик только немного удачливее других» – усмехнулась она.

Дверь открыла какая-то без возрастная «латинос» и на плохом итальянском сказала, что сеньор Росарио работает в кабинете. Анна вошла в комнату.  Хозяин явно был фанатом стиля «ар-нуво». В интерьере не было ничего стандартного, только уникальность и буйство фантазии дизайнера, много пространства и ощущение простора. Ей казалось, что она попала в одну большую живописную картину, в которой гармонично сочетаются все детали. Комната воспринималась, как единое целое.

Она рассматривала одну из картин на стене. Художник создал чувственный и утонченный женский образ, украшенный сложными узорами и позолотой.

– Это Густав Климт. Оригинал, – услышала она у себя за спиной.

Женщина повернулась, «сеньор Помидор» стоял слишком близко, она даже могла слышать его дыхание.

«Как это он так неслышно подошел?», – мысленно удивилась она и посмотрела на его ноги. Он был в домашних войлочных тапочках и красивых шелковых в клетчатом узоре ланч брюках, на шее был повязан шелковый платок, руки были в карманах мягкого роскошного кардигана.

Он не был типичным итальянцем: не был смуглый, кареглазый и темноволосый.  Сеньор Росарио был итальянец с севера с лишь немого тёмными глазам и   с более бледной и прозрачной кожей. На вид ему было лет 55, удлиненные седеющие вьющиеся волосы красиво спадали до плеч, он был гладко выбрит, элегантен и окружён едва уловимым приятным ароматом.

– Я несколько не сомневаюсь, сеньор Росарио, что это оригинал, – Анна когда-то в университете изучала итальянский и сейчас была довольна представившемуся шансу попрактиковаться.

– Сеньора Анна разбирается в искусстве?! У меня в кабинете есть еще несколько полотен современных художников модернистов, – его голос был бархатистый, немного эротичный, с какими-то сексуальными нотками, что придавало и без того мелодичному итальянскому языку своеобразную томность, – не хотели бы взглянуть?

Его похотливый, многообещающий взгляд раздевал ее, наверное, так смотрел Дон Жуан или Казанова на своих женщин.

Анне стало забавно. В голове всплыл разговор с подругами.

«Интересно, это он так смотрит на меня «на меня»? Или он так бы смотрел на любую более-менее приличную «клюшку»?! А еще говорят французы ловеласы, по сравнению с «итальяшками», они мальчики в коротких штанишках».

– Я здесь не за этим, сеньор Росарио, – Анна тоже томно взглянула на него, – но, с удовольствием посмотрю. Где еще в частных коллекциях я увижу современных модернистов…в оригинале?!

Ей стало даже интересно, как далеко решится зайти «сеньор Помидор».

– Скорее, я бы назвал их постмодернистами.

Анна почувствовала мягкое прикосновение мужской руки на своей талии, другой Росарио показывал на картины:

– Это направление в искусстве, отражающее поиски современными художниками новых смыслов, сеньора Анна. Эти поиски – ответ на кризис классической культуры, понимаете, – он крепче обнял талию женщины, – что мы видим вокруг, пошатнулся религиозный фундамент, возник кризис гуманистических идей…У вас приятный парфюм, сеньора, – вдруг сказал он не к месту. – Это «Опиум»?! – утверждающе спросили он и совсем близко приблизил свой большой итальянский нос к ее уху. – Да, я узнаю этот глубокий, мощный, насыщенный запах ванильного кофе в сочетании с апельсином, но смешиваясь с вашей кожей, у него появились какие-то особые нотки.