Она стала злой, агрессивной. Она больше не радовала меня смешными историями, да и просто больше не разговаривала со мной.

Хоронили Курта в закрытом гробу, отчего у Мон Шер прямо на кладбище и случился срыв. Она убеждала всех и каждого, что это подстава, что все это ложь, что он уехал в дальние дали.

На самом же деле ее одинокий воспаленный горем мозг совершенно отказывался принимать свою обреченность и пустоту, постепенно засасывающую ее, как черная дыра.

В один, язык не повернется сказать прекрасный день, таких дней больше не осталось, теперь они были лишь в моих воспоминаниях, короче говоря, спустя еще один такой безжизненный месяц она собрала все игрушки в своей комнате и отнесла в коробках на чердак. Так быстро повзрослела моя девочка.

Меня она взяла в руку, и уже было хотела положить к другим игрушкам, но воспоминания о первом и последнем новом годе рядом с Куртом остановили ее. Она сжала меня так крепко, что казалось, все наружности сейчас разлетятся по комнате. Но все, что она могла сделать, это откинуть в угол и снова рухнуть на пол в истерике.

Я лежал напуганный на полу и боялся пошевелиться. Пусть и прошло всего пара месяцев, для меня это будто долгие пара лет.

За это время я, наконец, понял, что дружба это не только взаимные теплые слова, подарки, переживания. Это еще и боль, сопереживание.…Это когда вместе со своим другом ты можешь плакать, когда ему больно, выбросить свои любимые вещи, если у друга она потерялась. Ради него ты готов отдать жизнь! Вот что такое настоящая дружба.

Мон Шер встала и ушла. На очередную долгую вечернюю прогулку. Когда она вернется, от нее как всегда будет пахнуть дождем и алкоголем.

Я забрался на подоконник и смотрел ей в след. Чья-то мягкая рука опустилась мне на плечо. Старик. Он вернулся. Он ничего не говорил, только кивнул. И я все понял.

Я врал вам, я врал себе. Простите меня. Я обычная игрушка. Обычная плюшевая игрушка, купленная в магазине и подаренная моей любимой девочке.

Я так хотел быть человеком, что копировал эмоции и чувства окружающих выдавая их за свои. И все же я обычная игрушка. Не важно, что в меня больше не играют. Я стану счастливым. Когда-нибудь тучи над нашим домом пропадут, и снова выглянет солнце. И снова буду счастлив увидев улыбку моей Мон Шер.

Синус любви/Косинус безумия.

«Если вы читаете это, то, скорее всего я уже мертв. Не знаю, как скоро вы найдете меня и прочтете это письмо, но я хочу, чтобы вы знали мою историю.

Я никого не виню в своей смерти. Это будет выглядеть как самоубийство, потому что это самоубийство и есть. В чистом виде.

Я умер осенью 1680 года. Сам. Сознательно привязал бечевку в деревянной балке у потолка, встал на скрипящий табурет и ушел из этого мира. Навсегда.

Не знаю, будет ли вам дело до всего этого, но я чувствую, что если не изолью своей печали хоть кому-нибудь, то боги разгневаются, а после смерти я превращусь в злого и мстительного призрака и буду гореть в аду.

Да простят меня мои друзья, да запомнят меня враги мои. И ты моя любимая, помни, как я полюбил тебя, и как расцвела в душе моей любовь к тебе, так и умрет она вместе со мной.

Я работал скульптором с 13 лет. Этому ремеслу меня научил мой отец. Его наставлял его отец и так дальше. Из поколения в поколение. Я работал в своей мастерской, день за днем. Не спал ночами. Кофе из старой турки отца – единственное спасение.

Мои работы почти не пользовались спросом. В 1680, во Флоренции, рядовых скульпторов вроде меня огромное множество, потому почти нет работы, а ту, что есть, таким как мы не доверяют.

Мне повезло было получить работу от человека благородных кровей. Спасало то, что про отца и деда ходили слухи. При самом королевском дворе скульптуры были возведены, различные кованы украшения и заборы мастерами из моего рода.